Белое и красное - [31]
Адвокат вместе с Тобешинским появились в дверях гостиницы «Модерн» последними. Кулинский оглядывался по сторонам в поисках пролетки для председателя.
— О, наш Керенский готов услужить председателю. А вы, коллега?
Около Чарнацкого опять оказался злопыхатель с козьей бородкой. Чего он цепляется?
— Председатель до известных событий был примерным русским верноподданным в будние дни, а поляком только по воскресеньям. Сейчас наоборот: все дни недели он поляк, а по воскресеньям — русский.
— Не понимаю.
— Вы здесь недавно, поэтому вам трудно понять. Вряд ли на это стоит тратить время. Отжившие свое люди, отжившая эпоха, которая никак не рухнет. Ее уже давно нет, и все-таки она есть. Нагромождение впечатлений и непроходимая скукота.
Адвокат, заметивший, с кем беседовал его подопечный, при прощании, когда Чарнацкий проводил его до дому, изрек:
— Нигилисты. Некоторые утверждают, что они остроумны, над их остротами можно посмеяться. Только мне кажется, нет ничего омерзительнее желчного нигилиста. Верь во что хочешь, но во что-то верить надо.
— Ты немедленно должна уйти оттуда. Этого требую я, твой отец.
— Не уйду, папочка!
— А я тебе приказываю. Ты ведь сама, дура, говоришь, что, когда первый раз пришла туда, еще не знала, что там, тьфу… большевики. Думала, обычные солдаты.
— Люди, получше Татьяны Петровны разбирающиеся в военных делах, не смогут сразу сказать, какая часть большевистская, а какая нет. Это факт. Подозреваю, даже сам Аркадий Антонович Краковецкий…
Леонид Львович взял громкий аккорд на гитаре, но, смутившись, оборвал его и принялся разглядывать свои длинные, тонкие пальцы.
— Я требую, чтобы завтра же ты оттуда ушла. Санитарка сопливая.
— Не уйду, буду там работать, даже если из дому выгонишь. Я… я их полюбила.
— Что ты говоришь, бесстыдница? Кого полюбила?
— Их. Солдат.
— Слышишь, Капитолина Павловна, что она несет? Скажи ей что-нибудь, не молчи.
— Ты ведь всегда говорил, что она в тебя.
«Капитолина Павловна заговорила?» — удивился Чарнацкий.
— Если не уйдешь по-хорошему, я запру тебя дома и никуда не выпущу. И выпорю при Яне Станиславовиче.
— Папочка, ты меня никогда не бил. А если запрешь, то они придут и освободят. Своих всегда спасают.
— Кто придет?
— Солдаты. Они меня тоже полюбили. И даже очень.
Все идет к тому, что Татьяна станет иркутской Жанной д’Арк. «Кто бы мог предположить такое?» — не переставал удивляться Чарнацкий.
— А ты что думаешь об этом, Ян Станиславович? Втолкуй ей, она тебя послушает.
Только этого не хватало. Поистине, все труднее становится быть нейтральным наблюдателем и не впутываться в их российские проблемы.
— Татьяна Петровна, как я понимаю, весьма требовательна и к людям, и к этому миру. Она сама разберется в своем отношении к солдатам и сама уйдет, когда сочтет необходимым.
Он уклонился от прямого ответа, что ему не впервые приходилось делать за последние месяцы.
— Изворотлив.
Это слово, произнесенное шепотом, он один только расслышал.
— А вы, Леонид Львович? — Петр Поликарпович, кажется, терял надежду уговорить дочь.
— Мы с Татьяной Петровной оказались, как я понимаю, по разные стороны баррикады. Могу отметить, я с уважением отношусь к людям, имеющим твердые убеждения.
Он склонил голову перед Таней и покраснел. Его тонкие пальцы тихо коснулись струн гитары.
— К вам, Ян Станиславович, какая-то дама, — сказала Таня без всяких объяснений.
По тону ее полоса и по тому, что она обратилась к нему не как обычно «пан Янек», Чарнацкий не знал, что и думать.
— Ко мне?
От переписывания документов в течение целого дня у него устали глаза, он прикрыл их.
— К вам. Почему вы щурите глаза? Оглушены этим радостным сообщением?
— Если дама ко мне, почему вы, Таня, не провели ее сюда?
— Решила вначале убедиться, застлана ли у вас кровать.
Чарнацкий не очень любил прибираться у себя в комнате. Но сегодня все было в порядке.
Он спустился вниз вместе с Таней. В коридоре его ждала женщина. Таня тотчас скрылась в своей комнате. Видимо, не хотела быть свидетелем встречи.
— Вы — Ян Чарнацкий? Я — Ядвига… Ядвига Кшесинская. Ох, как я волновалась, как волновалась, боялась, не застану вас по этому адресу. Ну, слава богу!
Это «слава богу!» прозвучало радостно и энергично, совсем как боевой клич.
— Вам мое имя, моя фамилия ничего не говорят?
— Простите…
Он пытался осмыслить происходящее.
— Ведь вы друг Антония… Антония Малецкого.
Нет, это невозможно. Это какая-то шутка. Кто-то его разыгрывает. Он потер уставшие глаза. Она по-своему восприняла его жест.
— О, кажется, вы меня узнали? Антоний не мог не показать вам мою фотокарточку. На этот иркутский адрес, помните, я прислала посылку, и вы ее отвезли ему.
«На фотокарточке она совсем другая. Может, потому, что сейчас в платке», — размышлял Чарнацкий.
— Посылку… с семенами овощей, книгами по разведению кур и гусей. Помню. — Он перечислял все мелочи и никак не мог прийти в себя.
— Антоний прекрасный хозяин, — подтвердила гостья. — И, представьте, именно поэтому я его и люблю. Я почему-то решила, что вы живете в самом центре Иркутска.
Ситуация была довольно щепетильной. И, кажется, грозила весьма крупными осложнениями.
"Под пурпурными стягами" - последнее крупное произведение выдающегося китайского писателя, которому он посвятил годы своей жизни, предшествующие трагической гибели в 1966 году. О романе ничего не было известно вплоть до 1979 года, когда одиннадцать первых глав появились в трех номерах журнала "Жэньминь вэньсюэ" ("Народная литература"). Спустя год роман вышел отдельным изданием. О чем же рассказывает этот последний роман Лао Шэ, оставшийся, к сожалению, незавершенным? Он повествует о прошлом - о событиях, происходивших в Китае на рубеже XIX-XX веков, когда родился писатель.
Более двадцати лет, испытав на себе гнет эпохи застоя, пробыли о неизвестности эти рассказы, удостоенные похвалы самого А. Т. Твардовского. В чем их тайна? В раскованности, в незаимствованности, в свободе авторского мышления, видения и убеждений. Романтическая приподнятость и экзальтированность многих образов — это утраченное состояние той врожденной свободы и устремлений к идеальному, что давились всесильными предписаниями.
Малышу Дауну повезло. Он плыл в люльке-гнезде, и его прибило к берегу. К камышам, в которых гнездились дикие утки. Много уток, самая старая среди них когда-то работала главной героиней романа Андерсена и крякала с типично датским акцентом. Само собой, не обошлось без сексуальных девиаций. У бывшей Серой Уточки было шесть любовников и три мужа. Все они прекрасно уживались в одной стае, так что к появлению еще одного детеныша, пусть тот и голый, и без клюва, и без перьев, отнеслись спокойно. С кем не бывает! Как говорит моя жена: чьи бы быки ни скакали, телята все наши…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.