Белое чудо - [7]

— Извините, пожалуйста... Как мне до деревни Дровнино добраться?

— Через овраг, а потом через поле, — ответила я.

— Далеко?

— Нет, минут десять.

— Да? — обрадовался мужчина. — Значит, говорите, прямо через поле? Никуда не сворачивать? Ну, спасибо, девушка.

Он пересек овраг и, отдуваясь, скрылся за деревьями. А я с изумлением смотрела ему вслед. Он сказал: «Девушка»!

И вдруг комок в груди растаял и вместе с облегчением пришло удивительное чувство:

Я — девушка?!

Ловушка

Я лежу на высокой деревянной кровати и сквозь маленькое окошко вижу ночную деревенскую улицу и контуры леса через дорогу. Я — дачница. Какое скучное слово. Но ничего не поделаешь. Лагерная смена кончилась, а впереди еще целый месяц каникул. Мой брат со своей женой Ритой и ее мамой сняли дачу в деревне, в десяти минутах ходьбы от бывшего лагеря, и я прямо из лагеря перешла на новое местожительство. Теперь на месте лагеря — дом отдыха.

Хозяйка нашей избы уехала в город к сыну. У нас две комнатки, перегороженные фанерной стенкой, не доходящей до потолка, и просторная кухня, где спит Ядвига Васильевна, Ритина мама. Едим мы на крылечке.

Ядвига Васильевна всем недовольна. Ее раздражает, что меня посадили на ее шею, что мы не достали путевок в дом отдыха и вынуждены жить в деревне и ходить в столовую с судками. Впрочем, в столовую с судками хожу я. На отдыхающих из дома отдыха, которые приходят в деревню покупать молоко и черную смородину, Ядвига Васильевна смотрит с завистливым высокомерием.

Алеша за перегородкой негромко декламирует:

Содрогаясь от мук, прокатилась над миром зарница,

Тень от тучи легла, и слилась, и смешалась с травой.

Все труднее дышать, в небе облачный вал шевелится,

Низко стелется птица, пролетев над моей головой...

— Я сегодня сидел-сидел над статьей — застопорило что-то. Открыл Заболоцкого. До чего же здорово!

Рита хвастается перед подругами, что Алеше звонят из редакций, что его статья была напечатана в журнале «Литературное обозрение» и там ему заказали еще одну статью. Что на кафедре он — видная фигура, что он скоро защитит кандидатскую диссертацию.

Подруги Вавочка и Таточка, тоже дачницы, приходят к Рите и ее маме поболтать. Они могут болтать часами, и в их речи часто мелькают слова: первый муж, второй муж, третья жена, разошлись, сошлись, оставил ей квартиру...

...Я люблю этот сумрак восторга,

Эту краткую ночь вдохновенья,

Человеческий шорох травы, вещий холод на темной руке,

Эту молнию мысли и медлительное появленье

Первых дальних громов — первых слов на родном языке...

— «Человеческий шорох травы»! Как это сказано, Рита, а?.. С ума можно сойти!

— Слушай, — деловитый голос Риты. — В Михайловском магазинчик есть промтоварный. Там те самые сапожки.

— Какие?

— Ну те. Помнишь, я зимой гонялась? Австрийские на меху. За сто двадцать рэ. А тут прямо так стоят, и никто не берет.

— Но, котичка, у нас сейчас нет ста двадцати рэ.

— А если ты у предков займешь?

— Я не знаю... Неудобно...

— Ну, Лешк!.. Ну, подумаешь, неудобно — у собственных предков занять! За статью получишь — отдадим.

— Статью напечатают не раньше декабря...

— Ну, Лешк! Ну, скажи, в счет моего дня рождения. Пусть это будет их подарок. А ко дню рождения тогда уж ничего не надо.

— Котичка, но ведь это большая сумма. Они на юг собираются. Неудобно.

Молчание. Скрипнула кровать. Ритин обиженный голос:

— Уйди.

— Ритуль!

— Не подлизывайся.

— Ну, котичка!

— Попросишь? В счет дня рождения?

— Попрошу.

Тряпка он все-таки, мой брат, но я его отчасти понимаю: он был всегда очень не уверен в себе, страдал из-за своего небольшого роста, небогатырского сложения, а тут — такая красавица!

Когда Рита идет по улице, многие оборачиваются ей вслед. Мне иногда удивительно, как она могла полюбить моего брата. За ней ведь ухаживал Егор, Алешин друг, а она предпочла Алешу, хотя Егор, в смысле внешности, гораздо интереснее.

Она после техникума работает в архитектурной мастерской, между прочим, хорошо работает: ее фотография висит на доске Почета. Этой зимой, перед Новым годом, она нарядилась Снегурочкой и вместе с Дедом Морозом, своим сослуживцем, приходила к детям сотрудников, раздавала подарки. Это у них так заведено на работе. Дети в нее все просто перевлюблялись, а на работе ей объявили благодарность. Она умеет быть и приветливой и обаятельной, когда захочет.

И всегда вокруг нее все сверкает чистотой. Из пустячных предметов — ящичков, досочек, тряпочек — она умеет сотворить такое, что все ахают. Она и шить умеет, охотно обшивает своих подруг. У нас много лет валялись без применения разноцветные моточки шерсти — остатки. Маму они раздражали, она даже подумывала, не выбросить ли их — вязать она не умеет, мотки остались еще от бабушки. Рита однажды обнаружила эти мотки в пакете с нафталином и связала мне ко дню рождения такой красивый свитер, что, когда я его надеваю, все обращают внимание.

Нет, конечно, я могу понять Алешу.

Но иногда мне кажется, что Рита Алешу и не любит вовсе. Что он для нее всего лишь «перспективный муж». Это слово — «перспективный» — она часто повторяет. В перспективе не только кандидатская, но и докторская диссертация. В перспективе кооперативная квартира, машина и общество ученых, в котором Рита будет блистать.