Беллини - [83]

Отъезд из Катании был намечен на 5 апреля. Начались прощальные визиты, и снова посыпались приглашения. Однако теперь искренние проявления любви и дружбы невольно окрашивались печалью. Винченцо как мог старался приободрить родителей. Мать он заверил, что скоро вернется — скорее, чем она думает. А с отцом у него был долгий разговор. Винченцо «признался ему, что хочет жить и умереть среди своих близких… хочет пожить спокойно в кругу семьи, которая, как он надеется, будет обеспечена наконец его трудами». Он улыбался родителям своей обворожительной детской улыбкой, и взгляд его светлел, а на щеках появлялись ямочки. Но улыбка эта выглядела теперь несколько принужденной.

Последнее бурное приветствие послал ему вулкан Этна, который накануне отъезда внезапно ожил и начал выбрасывать из центрального кратера «огромные столбы пламени вперемежку со столбами дыма». Устрашающее и поразительное зрелище для всех, кроме Беллини, который, судя по свидетельству Чикконетти (а он, несомненно, слышал об этом от родственников музыканта), якобы воскликнул с печалью в голосе: «И ты, Этна, хочешь в последний раз попрощаться со мной?», как бы предчувствуя, что больше он никогда не вернется на родную землю.

XXIII В СТОЛИЦЕ СИЦИЛИИ

Беллини покинул Катанию 5 апреля и направился в Палермо по единственной в то время так называемой «королевской» дороге, которая соединяла оба города. Дилижанс побывал в Патернó, Регальбуто, Аджира, Леон-форте, Виллароза, Виллермоза, Валледомо, Роккапалумба, Виллафрати и въехал в столицу острова.

Обычно такое путешествие длилось около трех дней и доставляло мало удовольствия. А поездка Беллини была особенно утомительной, хотя, к счастью, проходила в приятном обществе — Флоримо, дядя Винченцо Ферлито с женой, тетушка Сара, двоюродный брат Кармине — сын дяди Франческо, а также доминиканский монах и молодой человек по имени Франко Абате.

Сведения о том, как добирались они до Палермо, мы можем почерпнуть из писем Флоримо и самого Беллини, в которых они жалуются на трудности пути из-за полного отсутствия элементарных удобств. «Поездка просто ужасная, — писал Флоримо, — спали плохо, питались отвратительно и каждую минуту рисковали жизнью, словом, страдали больше, чем все святые великомученики…» Беллини подтверждал, что «переезд был крайне неудачным из-за скверного ночлега и массы других неудобств, от которых мы страдали в этой нашей собственной Сибири».

В столице Беллини тоже пришлось сразу же расплачиваться за свою известность. У ворот Палермо его встретило «множество людей» во главе с адвокатом Филиппо Сантоканале, который пожелал получить привилегию принять музыканта в своем доме. Сантоканале, в ту пору еще очень молодой, но уже достаточно известный в городе человек, замкнул круг настоящих друзей Беллини — тех, с кем он действительно хотел дружить и быть связанным крепкими узами всю жизнь. Это были любящие, искренние, верные и преданные до самопожертвования люди, на которых можно было положиться больше, чем на родного брата.

Знакомство Беллини с Сантоканале произошло утром 9 апреля у въезда в Палермо. По-видимому, музыканта рекомендовал молодому палермскому юристу кто-то из общих катанийских знакомых, возможно, дон Иньяцио Джуффрида или муж его дочери синьоры Анджелики Паола, тоже адвокат. Вот почему Сантоканале вместе со своими друзьями, которых Беллини будет потом называть «старой гвардией», приехал встретить композитора у ворот Палермо.

В сицилийской столице была намечена целая программа чествования катанийского музыканта — с 11 по 15 апреля. Беллини и Флоримо наметили свой отъезд в Неаполь на 18-е.

Официальная часть пребывания Беллини в Палермо началась с визита музыканта к герцогу Саммартино, его прежнему меценату, а теперь министру внутренних дел Сицилии. В сопровождении вельможи Беллини нанес визит вежливости вице-королю Леопольду Бурбону, герцогине Саммартино, своей покровительнице, и ее престарелой матери княгине Кассеро.

11 апреля в королевском театре Карлино состоялся торжественный вечер, на котором была исполнена опера «Капулети и Монтекки» в присутствии вице-короля, двора, высшего света, знати и массы народа, до предела заполнившего маленький зал театра.

Чествовали Беллини исключительно горячо. Как только он появился «в предназначенной ему ложе, — читаем мы в хронике того времени, — его приветствовали бурными, восторженными аплодисментами, а его опера, исполненная в присутствии автора, приобрела новое звучание и вызвала еще больший интерес. Певцы, волнуясь и стараясь выглядеть как можно лучше, вложили максимум усердия в исполнение, и публика смогла испытать наибольшее наслаждение, какое дарит сердцу нежная музыка Беллини, причем все с интересом рассматривали того, кто создал эти удивительные мелодии. Аплодисменты были долгие и бурные, — продолжает хроникер, — от увертюры до финала. А в конце каждого акта публика настойчиво вызывала Беллини. Выходя на сцену, он постоянно подчеркивал, что разделяет успех с главными исполнителями, а тем временем к его йогам бросали лавровые венки».

Вечером 13 апреля Филармоническая академия Палермо в доме ее президента герцога Монтелеоне устроила в честь музыканта прием, на который был созван весь цвет палермской знати и лучшие музыканты сицилийской столицы. Прием отличался королевским великолепием, согласно традициям палермской аристократии. Почетного гостя чествовали на самом высоком уровне — его окружили наиболее выдающиеся лица из высшего света, в концерте исполнялись в основном его сочинения, в зале был выставлен его портрет, написанный художником Патрикола, где Слава венчала лавровым венком бюст музыканта, а Гений Сицилии начертал внизу: «Винченцо Беллини посвящает Филармоническая академия». В честь музыканта не прекращались овации, и все присутствующие наперебой старались высказать ему комплименты.