Беллини - [84]

Беллини был приглашен 14 апреля в Королевский музыкальный колледж «Буон пасторе» («Добрый пастырь»), помещавшийся в старинном монастыре «Аннунциата». «Сопровождаемый самыми знатными горожанами и светскими дамами, — пишет хроникер, — Беллини подробно расспрашивал об истории Колледжа, с большим удовлетворением прослушал увертюру из «Пирата», похвалил некоторых молодых исполнителей, особенно Бертини за его мастерство игры на контрабасе. Он провел в Колледже несколько часов и, прощаясь, пожелал успехов его воспитанникам».

Официальные церемонии завершились на следующий день «роскошным», как писал Флоримо, обедом, устроенным в честь Беллини музыкантами столицы в загородном «Домике князя Куто». Обед этот привлек множество жителей Палермо, которые чествовали Беллини под звуки оркестра, повторявшего фрагменты из «Пирата», «Чужестранки» и «Капулети». «Словом, — завершил Флоримо свой рассказ об этих днях синьоре Анджелике Паола Джуффрида, — Беллини, несомненно, заслуживает всех почестей, какие были оказаны ему, а Сицилия на этой встрече очень хорошо показала, как любит его…»

Однако от всех этих скучных торжеств Беллини очень устал. Он сам признался в этом, добавив несколько строк к письму Флоримо синьоре Анджелике: «Будьте счастливы и да избавит вас бог от скуки, которая преследует нас и неизвестно когда оставит в покое!» Потому что, как ни приятно было видеть проявления любви и слышать столько похвал, ему очень не нравилась вся эта шумиха, а обед под оркестровое сопровождение был явно не по душе. Из его слов видно также, что он опасается, как бы не повторилось что-либо подобное. Зато следующие дни были лучшими из всех, что он провел в Палермо.

Беллини, как мы знаем, собирался уехать в Неаполь. 18 апреля. А накануне, 17-го, музыканта похитила веселая компания во главе с Сантоканале. Это были молодые, жизнерадостные, шумные люди, которые предпочитали развлекаться по-своему, пренебрегая светским этикетом. Среди них Беллини, тоже молодой и живой по характеру, наконец почувствовал себя легко и свободно. Он навсегда запомнил имена новых друзей и в письмах к Сантоканале постоянно передавал привет всей «старой гвардии».

Душой этой «гвардии» был Филиппо Сантоканале, худощавый, подвижный и говорливый человек, получивший прозвище Искорка из-за рыжих волос и необычайной пылкости — он вспыхивал по любому поводу. 17 апреля эта веселая компания решила отвезти Беллини в бенедиктинский монастырь Сан-Мартино делле Скале, который славился своим органом. Здесь, поскольку это было довольно далеко от города, прогулка могла завершиться дружеским обедом без какой-либо официальной части. Беллини охотно согласился на это предложение и поехал, конечно, вместе с Флоримо. И там, в церкви Сан-Мартино, заразившись хорошим настроением компании, музыкант сыграл веселую шутку с органистом Кристофоро Ликальси.

Все знали, что тот без ума от музыки Беллини, и композитор, когда ему сказали об этом, решил воспользоваться тем, что его поклонник не был знаком с ним лично. Он попросил друзей представить его Ликальси как мастера по изготовлению органов, специально приехавшего из Катании в Сан-Мартино полюбоваться знаменитым инструментом, о котором говорит вся Сицилия, ну и познакомиться с выдающимся музыкантом, играющим на нем.

Ликальси легко попался на удочку. Он поблагодарил мнимого специалиста по органам и охотно продемонстрировал регистры, клавиатуру, педали, словом, все устройство инструмента, а потом предложил послушать, как он звучит. Он сел за клавиатуру, и, когда зазвучала музыка, Беллини не мог не улыбнуться, а друзья хитро перемигнулись, как бы говоря: «Все в порядке!» Ликальси играл арию Ромео из последнего акта «Капулети» «Deh tu bell’anima» («О ты, прекрасная душа»).

Что произошло дальше, оказалось неожиданностью для всех, потому что Беллини никого не посвятил в свой розыгрыш. Когда органист закончил играть, Сантоканале рассыпался в благодарностях, а Перанни, Галло и остальные молодые люди горячо зааплодировали. Только Беллини оставался невозмутимым и в ответ на удивленный взгляд Ликальси, ожидавшего услышать мнение компетентного катанийского мастера, заявил:

— Орган прекрасен, ничего не скажешь! Но мне не поправилась музыка, которую вы играли.

— Как не понравилась? — изумился Ликальси и скромно высказал предположение, что, может быть, виноват в этом он, — плохо исполнил ее.

— Исполнение было отличное, — заверил Беллини. — Мне не понравилась сама музыка.

— Но ведь это музыка Беллини, неужели не узнаете? — еще больше изумился органист.

— Очень возможно, — парировал Беллини, иронически усмехаясь, — пусть даже ее напел сам ангел, она совершенно не в моем вкусе.

О вкусе этого наглого незнакомца обидчивый Ликальси высказал немало довольно горячих слов и закончил тем, что посоветовал ему внимательно изучить каждую ноту Беллини, потому что это единственная музыка, которая способна передать самые топкие чувства человеческой души.

Но Беллини не сдавался и с той же учтивой, но нахальной усмешкой выставлял все новые доводы, возражая Ликальси, и тот, доведенный до предела, обозвал этого странного катанийца скотиной. Затем, чтобы не сделать чего-нибудь похуже, органист поспешил спуститься вниз и, взбешенный, скрылся в ризнице, даже забыв закрыть инструмент.