Беллини - [75]

Шрифт
Интервал

«Маэстро, — пишет Скерилло, — всеми способами, как только мог пытался убедить ее. Он уговаривал певицу с присущей ему настойчивостью, перед которой отступал даже упрямый Романи. С Джудиттой Паста Беллини договорился так: она возьмет арию и неделю будет каждое утро разучивать ее. Если же через неделю она все еще будет сомневаться в себе, тогда он напишет новую музыку».

Совет оказался удачным: прекрасная мелодия после многократных повторений «приспособилась» к связкам великой певицы и, самое главное, к ее вокальной чуткости, причем настолько, что стала впоследствии одним из номеров, которые она чаще всего исполняла в концертах.

Памятью об этой победе для Беллини, упрямо защищавшего свою музыку и свой стиль, которые постепенно обновляли традиционную оперу, стал подарок, какой Джудитта Паста прислала ему утром 26 декабря, то есть в день первого представления «Нормы». Это была настольная лампа под высоким абажуром с нарисованными на нем фигурками и букетик искусственных цветов. В записке, приложенной к подношению, говорилось: «Позвольте презентовать вам то, что облегчало огромную тревогу, преследующую меня до сих пор, когда я осознала, что неспособна передать в пении ваши высокие гармонии. Эта лампа ночью, а цветы днем были свидетелями моей работы над «Нормой», а также не покидающего меня желания быть неизменно достойной вашего уважения».

Великая певица благороднейшим жестом смирения как бы просила прощения за неуверенность и сомнения, с которыми отнеслась поначалу к опере Беллини. Теперь она собиралась исполнить партию Нормы с предельной ответственностью и уважением.

Репетиции оперы оказались трудными для всех певцов, ибо по мере того, как приближался день премьеры, Беллини требовал от исполнителей все большего и большего. Он хотел, чтобы его «мысли» — как он выражался обычно — были переданы так, как он их задумал, и не щадил на пробах ни певцов, ни себя. Поскольку накануне премьеры репетировать не пришлось — было Рождество — маэстро потребовал провести прогон утром перед спектаклем, и в результате все были крайне изнурены.


Итогом такой огромной подготовительной работы было «фиаско, торжественное фиаско». Эти слова употребил Беллини, сообщая в тот же вечер, 26 декабря, об исходе первого представления «Нормы» в письме другу Флоримо. Письмо это стало знаменитым — Беллини скорбит в нем о «печальнейшей судьбе» оперы, которую он так любит, и даже называет ее «освистанной «Нормой».

Однако в последующих письмах Беллини несколько меняет свое суждение о приеме, оказанном миланской публикой «Норме» на премьере, давая понять, что о безусловном провале речи быть не может, ибо не слышалось свистков, а некоторый неуспех обусловлен усталостью певцов и новизной финала первого акта, чего опасался импресарио Кривелли.

Поскольку упоминание о «фиаско и свистках» на первом представлении «Нормы» уже стало общим местом, стоит остановиться на этой истории, обратившись к впечатлениям самого автора, какими он поделился спустя несколько дней, а также к газетным статьям того времени.

Нет никакого сомнения, что на премьере «Норма» была встречена с холодком, и в этом всегда винили только миланскую публику, которая не сумела в должной мере оценить этот шедевр. Однако никому почему-то не пришло в голову, что неприятие «Нормы» могло быть вызвано не столько скверным настроением зала, сколько слишком большими новшествами, какие Беллини ввел в свою оперу.

Перечитывая в наши дни статьи, появившиеся тогда в миланских газетах, мы видим, что отклики были довольно суровыми и в то же время оценка оперы — неопределенной. Критики ни разу не отметили, что раздавались свистки, а о художественном значении «Нормы» говорили уклончиво, отразив отношение большинства публики, которая не смогла попять это произведение сразу после прослушивания. Суждения были поспешными и поверхностными. И только сегодня нам ясно, что любители музыки не в силах были в тот вечер сразу оценить независимый характер новой работы Беллини, стремившегося революционизировать не только язык, но и традиционную форму оперного спектакля. Композитор заменил привычный итальянцам эффектный массовый финал первого акта более скромным терцетом, необычно строил сцены и совершенно отказался от торжественного конца оперы.

Обычно публика не любит неожиданные новшества и не скрывает отрицательного отношения к ним. И когда опустился занавес после окончания первого акта, как свидетельствует сам автор и газетные рецензенты, в зале можно было ощутить открытое недовольство слушателей, причем оно проявилось не в свистках, а в неодобрительном гуле одной части публики и шиканье другой, которая старалась заглушить аплодисменты друзей и поклонников Беллини. Если говорить об исполнении, то надо полагать, что оно было далеко не безупречным. По словам композитора, певцы — после множества утомительных репетиций — настолько устали, что в финальном терцете первого акта не могли «ни спеть, ни выговорить ни одной ноты». Кое-кто утверждает, что даже сама Джудитта Паста фальшивила, чем подала дурной пример и другим певцам. Вот и все, что нам достоверно известно о первом представлении «Нормы» со слов автора, сказанных после следующих спектаклей, то есть тогда, когда опера уже начала завоевывать публику.


Рекомендуем почитать
Гагарин в Оренбурге

В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


...Азорские острова

Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.


В коммандо

Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.


Саладин, благородный герой ислама

Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.