Беллини - [25]

Время летело быстро. Отъезд был назначен на 5 апреля. Он должен был уехать в Милан вместе с Рубини, который взялся служить ему гидом в этой громадной ломбардской столице. Настала пора прощаться. Сначала он нанес визиты вежливости во многие аристократические семьи, которые после успеха «Бьянки» приглашали его в свои салоны, а потом попрощался с самыми сердечными друзьями — семьями Андреана и Котро. Они любили и ценили его с самых первых лет ученичества.

Попрощался и с Колледжем, со старым маэстро Дзингарелли, возлагавшим на него такие надежды, с товарищами, с «любимой» комнатой, в которой жил в новом здании. Вернул казенное имущество в хозяйственное управление и передал Флоримо свои личные вещи — два железных стула, три доски от кровати, ящик, в котором держал белье, стеганое одеяло и все ноты, потому что везти их в Милан — слишком большая тяжесть. Их было восемнадцать томов в переплетах — оперы Россини, квартеты, квинтеты и симфонии Гайдна, Моцарта, Бетховена, некоторые вокальные произведения. Флоримо он оставил также свой небольшой рояль, на котором сочинил «Адельсона» и «Бьянку», чтобы тот продал его при случае.

И наконец, накануне отъезда Беллини попрощался с Маддаленой. Они виделись тайком в доме друзей. Флоримо, бывший свидетелем последней встречи несчастных влюбленных, был настолько взволнован, что, описывая ее, даже в какой-то мере утратил свою обычную сухость. «Можно представить, — пишет он, — как страдали они от жестокой разлуки, которая, верилось им, будет недолгой, тогда как в вечной книге судеб было начертано, что они расстаются навсегда».

Тысячи заверений и тысячи клятв давали они друг другу, обливаясь слезами. Флоримо отмечает эти подробности не столько для того, чтобы придать расставанию театральный эффект финала акта, сколько стремясь показать, как сердце Беллини отдало последнюю, искреннюю дань самой чистой любви в его жизни.

В более позднем и, возможно, вымышленном эпизоде мы видим Беллини в дилижансе, увозящем молодого композитора в Милан. Его товарищами по путешествию были, кроме Рубини, и другие певцы. Все они знали о несчастной любви, из-за которой тот столько страдал прежде и теперь, разлучившись, мучился как никогда.

Видимо, желая пошутить и немного развеселить его, они стали распевать похоронные марши. Беллини молчал. Но когда кто-то посмел начать ариетту «Нежный образ моей Филли…», он вскипел бешеным гневом. Каждая нота этой мелодии была окроплена его слезами. И эти чужие люди вздумали теперь насмехаться над его горем. Беллини не ограничился звонкими пощечинами и дал волю кулакам. Понадобилось немало усилий, прежде чем утихла буря негодования.

Так или иначе, этот взрыв Беллини показал товарищам по искусству, что каждый сицилиец — это остров и что только он сам вправе говорить о своих чувствах. И если ему хочется рассказать кому-нибудь о них, то он делает это на языке музыки и поэзии.

VIII В СТОЛИЦЕ ОПЕРЫ

Приехав 12 апреля 1827 года в Милан и выйдя из дилижанса в квартале Дель Монте — в том самом квартале, где высаживались пассажиры едва ли не со всей Европы, Беллини, должно быть, почувствовал себя одиноким и неприкаянным, несмотря на письма, какими его снабдили Дзингарелли и некоторые неаполитанские друзья, — слишком непохож был этот город на тот, который он покинул. Ему повезло: как раз в это время в Милане жил Саверио Меркаданте, приехавший из Турина ставить на сцене театра Ла Скала свою новую оперу «Горец», премьера которой должна была состояться 16 апреля, то есть через четыре дня после приезда Беллини. О прибытии молодого катанийца Меркаданте предупредили заранее Флоримо и Дзингарелли, и он дружески встретил молодого коллегу, уделив ему все свободное время, какое оставалось от репетиций спектакля.

Возможно, Беллини нашел прибежище там же, где остановился Меркаданте. Это была одна из тех гостиниц, которые сегодня мы назвали бы пансионом. Ее содержала, наверное, какая-нибудь бывшая актриса, потому что здесь снимали комнаты певцы и композиторы. Здание находилось в квартале Санта-Маргерита, в двух шагах от театра Ла Скала и совсем близко от магазина Рикорди[33]. Пансион этот, несомненно, являлся составной частью театрального мира Милана того времени. Комната, которую занимал Беллини, была, по-видимому, небольшой, не очень удобной и размещалась под самой крышей, но он приспособился ко всему и не имел никаких претензий. Очень возможно, что юноша удовольствовался бы только жильем и предпочел питаться в траттории.

Обретя пристанище, Беллини принялся строить свой круг знакомств и друзей, создавать свой небольшой мир в Милане, который поначалу показался ему полупустым, но теперь постепенно, по мере того, как он осваивался, с каждым днем становился для него все более многолюдным.

Среди рекомендательных писем, какими снабдил его Дзингарелли, одно, особенно горячее, предназначалось давнему ученику маэстро, в прошлом преподавателю класса рояля в Миланской консерватории, но уже отошедшему от дел из-за возраста.

Это был маэстро Франческо Поллини, родившийся шестьдесят четыре года назад в Любляне, однако всю жизнь проведший в Милане. И женат он был на коренной миланке — синьоре Марианне. Детей у них не было. Жили супруги в удобной квартире в квартале Сончина-Мерате. Несмотря на старческие недуги, на которые синьора Марианна без конца жаловалась за обоих — за себя и за мужа — существование их было спокойным и довольно обеспеченным.