Белла Ахмадулина. Любовь – дело тяжелое! - [12]

Но возвращаясь к Лидии Владимировне. Она скоро пострадала за свою принципиальность, которой так восхищалась Ахмадулина, – ее выставили из школы за то, что в ее классе была слишком низкая успеваемость. А на самом деле Лидия Владимировна просто ставила ученикам те оценки, которые они заслужили. Если бы провели проверку знаний учеников, скорее всего выяснилось бы, что в ее классе уровень знаний выше, чем у других. Но в то время, как и сейчас, руководство школ нисколько не интересовали реальные знания школьников, статистика успеваемости была важнее. Да и можно ли их винить? Что требуют от школ, то они и делают. А всем руководящим инстанциям от РОНО до Министерства образования нужна только хорошая статистика.

Но ученики Лидии Владимировны не захотели мириться с несправедливостью и решили бороться. «Тогда мы всем классом, – вспоминала Ахмадулина, – это был класс «Б», я всех до сих пор помню, никого уже в живых-то нет, наверное, но, может быть, может, кто-то есть. И вот мы пошли, я все это стала возглавлять. Мы должны сказать, что нельзя так, нельзя так жить, нельзя ведь. Это же при нас, при нас совершается такая несправедливость. Все со мной согласились. А куда надо идти? Ну, наверное, в РОНО. И пойти, и сказать, что учительница, которая была наша, была очень хорошая учительница, она несправедливо исключена из школы, несправедливо. И мы пошли. И мы так гордо шли, я помню, это была первая такая демонстрация».

Они пришли в РОНО, рассказали, что просят за свою учительницу, которую несправедливо уволили, но в ответ услышали только: «Пошли отсюда вон, и чтобы ноги вашей здесь не было». А когда попытались настаивать, их попросту исключили из школы. Сразу весь класс.

Белла была примером преданности не только поэзии, но и примером гражданского благородства. Она всегда бесстрашно выступала за тех, кто попадал в беду. В будущем молодые поэты должны понять, что поэтическое мастерство профессиональное, если они хотят быть самостоятельными голосами в России, неотделимо и от гражданской совести.

Евгений Евтушенко, поэт, первый муж Беллы Ахмадулиной.

Нет, конечно, в Советском Союзе было гарантированное среднее образование, и всех учеников приняли в другие школы, которые они благополучно окончили. Но главное было сделано – бунт задавлен в зародыше. «А мы были страшно дружны, потому еще, что с одной улицы, в одном возрасте. И нас перевели, вот выгнали всех из этой школы в другую школу, всех расформировали по разным классам. Мы договорились в честь бунта идти без портфелей, сопротивляться учителям, но на самом деле потом ничего из этого не вышло», – рассказывала Ахмадулина. И действительно, что можно было сделать в одиночку? Все участники бунта быстро перегорели, в том числе и Белла. Ее захватили другие дела, другие переживания, разве что в душе остался какой-то осадок, чувство собственного бессилия. Но она уже привыкла жить с этим чувством…

Важнее другое. Белла – возвышенная, задумчивая, «инопланетная» девочка, интроверт и индивидуалистка – подняла бунт. Более того, она подбила на него одноклассников, организовала его и возглавила. Что это было? Обостренное чувство справедливости? Она часто видела обиженных и несчастных, сочувствовала им, любила их, но, похоже, в душе всегда понимала, что ничего не может для них сделать. Совсем ничего, хоть в лепешку разобьется. Ей оставалось только страдать вместе с ними. А в случае с Лидией Владимировной ей на миг показалось, что она может что-то сделать, может добиться справедливости. И ей бы это удалось, поддержи школьников хоть один неравнодушный взрослый. Однако, скорее всего, строптивая учительница раздражала всех – руководство школы, родителей, чиновников, других педагогов. Никому не нужна была справедливость, нужны были только хорошие оценки.

Белла проиграла эту борьбу. Но первый и главный шаг к той Белле Ахмадулиной, которую мы знаем сейчас, был сделан. Как она сама написала в стихотворении, посвященном Надежде Мандельштам:

Способ совести избран уже

и теперь от меня не зависит.

Я бы не хотела проводить параллелей между нею и другими поэтами, поэтому скажу только о своём впечатлении от общения с ней. Она была начисто лишена надменности, элитарный снобизм был чужд ей, и она не терпела его проявления в других. Она не признавала идолопоклонничества, лести, пустых комплиментов. Любила прямые, открытые отношения и при всём высоком строе её поэтической мысли была проста и искренна с людьми. Но самое главное – она была высокоморальным человеком. Мне рассказывал Арон Каценелинбойген, что, став выездной в те годы, когда это далеко не всем было позволено, она с отвращением говорила о той двусмысленной роли, которую, не желая того, играла. Она понимала, что волей-неволей создаёт ложное впечатление о свободном духе советского общества, выезжая за границу, и открыто говорила о том, что кается, играя роль «священной коровы». Почти как в стихах, где она писала: «в чудовищных веригах немоты / оплачешь ты свою вину пред ними». Она оплакала. Это, по моему мнению, и отличает её существенным образом от многих её собратьев по перу, стремившихся скорее оправдать себя, нежели покаяться.