Белая тетрадь - [41]

Воцарилось неловкое молчание. Максимилиан возился с костром, я старательно рассматривала свои ногти. Ничего умного в голову не приходило.

— Э-э… как результаты разведки? — наконец выдавила я.

— Да вроде спокойно. Я прошелся по округе, посмотрел, послушал… До входа в подземные дворцы не так далеко. Костер на ночь придется погасить, чтобы он не привлек внимания незваных гостей. Кстати, ты высоты не боишься? — внезапно спросил князь.

— Смотря какой, — осторожно ответила я. — Большой — боюсь, а так не очень… А что?

— Узнаешь.

Я как можно равнодушнее пожала плечами. Узнаю — так узнаю.

— Ладно. Что на ужин?

— Каша с сухофруктами.

— Что-то не вижу огорчения на твоем лице, — поддела я его. — А как же мясо? Ты же вроде хищник?

— А почему я должен огорчаться? — усмехнулся в ответ князь. — Хищник, скажешь тоже… Одно время я вообще был вегетарианцем.

— В темнице, что ли, сидел? — меня понесло. Но Максимилиан, кажется, вовсю наслаждался краткой минутой, когда можно было полюбоваться на Найту-без-тормозов.

— Да нет. Просто были такие убеждения.

Если бы я уже не сидела, я бы, наверно, упала.

— Убеждения? По доброй воле?

— Ну да, — серьезно кивнул он. — Мне тогда казалось, что вся ваша еда на один вкус… — последние слова прозвучали неразборчиво, но Максимилиан быстро взял себя в руки и продолжил уже более громко. — Да и животных было жалко.

— А людей, значит, нет? — едко осведомилась я. Максимилиан мой выпад проигнорировал и ответил обстоятельно:

— Если бы нам было присуще чувство безрассудной жалости ко всем подряд, то раса вымерла бы за несколько столетий. А маленькие причуды отдельных представителей на определенном этапе жизни значения не имеют.

Я задумалась. На время «кровавого безумия» шакаи-ар были лишены всех эмпатических способностей. А потом… Убивали ли они на войне, сводили счеты с врагами или охотились на случайных прохожих — жалости не было, и не было случая, когда жертва, воззвав к совести убийцы, спаслась бы. «Интересно, — размышляла я, отстраненно наблюдая, как Максимилиан достает из рюкзака пакет с едой, — а если он убьет меня, то ему будет хоть капельку жалко?»

Ответ мне был известен, но даже думать о нем не хотелось.

* * *

Свет луны едва пробивался через плотное переплетение ветвей. Костер медленно догорал, отдавая последние крохи тепла. Усталость навалилась с новой силой. Я зевнула раз, другой… Вымытый в ручье котелок отражал багровые переливы тлеющих углей. Почти уютно.

Максимилиан со вздохом поднялся и начал закидывать костер землей. Запихнул в рюкзак котелок, накинул плащ…

— Эй, что ты делаешь? — спохватилась я. Князь посмотрел на меня с веселым удивлением:

— Ты собираешься спать около потухшего костра? На холодной, сырой земле? Кажется, кто-то боялся жуков и змей, разве нет?

— Ну, спать на земле я не собиралась, но…

— Тогда поднимайся и идем. Я видел недалеко прекрасное дерево… — закончил он интригующе.

— Дерево? — настала моя очередь возмущаться. — Я не мартышка, чтоб на деревьях спать. И вообще, по такой темноте я туда просто не дойду!

— Ладно, уговорила, — усмехнулся князь и театрально поклонился: — Тебе идти и не придется, так уж и быть.

Он ловко подхватил меня на руки и, не обращая внимания на возмущенный писк, и направился… прямиком в ежевичные заросли. Не смертельно.

Если бы он еще при этом шел, как нормальный человек, а не баловался с гравитацией, прыгая от одной прогалины до другой!

— Я не говорила, что меня укачивает? — я едва не прикусила язык, стукнувшись подбородком об его плечо.

Прыжок. Маленький такой, метров на пятнадцать, по сумасшедшей траектории, огибающей стволы.

— Нет. Потому что ты исключительно правдивая девочка и врать мне не стала бы, — невозмутимо откликнулся князь, продолжая издевательства над физическими законами.

Я не очень-то удивилась тому, что вся эта паранормальная акробатика завершилась на толстенной ветке старого дерева из тех, чью породу уже не определить. Свесив ноги вниз, удобно прислонившись к необъятному стволу, я с интересом наблюдала за попытками князя устроить из куска ткани и жесткого дерева сносное место для ночлега. Не то, чтобы было хорошо видно… Одно могу сказать точно: деятельность он развил бурную.

Спустя некоторое время шевеление в темноте прекратилось, и довольный голос позвал:

— Эй, мелочь! Давай сюда!

Что именно давать и куда это «сюда», разъяснений не последовало. Я со вздохом опустилась на четвереньки и, судорожно цепляясь сук, казавшийся теперь ужасно ненадежной опорой, поползла вперед. Когда меня начали одолевать сомнения в правильности выбранного направления, холодные пальцы обхватили мою лодыжку и с силой дернули. Коротко взвизгнув, я мешком свалилась вниз, локтями впечатавшись в чью-то наглую физиономию, а коленом… хм… честное слово, я не нарочно! Отчетливо скрипнули зубы, князь весьма грубо прокомментировал мою манеру приземляться, но обошлось. Неловко перевернувшись на спину (Максимилиан вздохнул с облегчением), я осмотрелась.

Место ночлега представляло собой не то подросшую колыбель, не то гамак из плотной, почти не просвечивающей ткани, подвешенный на двух ремнях. Материал был тонкий, но необычно теплый; он давал странное ощущение защищенности, словно отсекая нас от остального мира.