Белая птица - [11]

А Анна подумала, что на том же Восточном фронте решилась судьба и ее отца. Тут недалеко, под Оренбургом, Анна осиротела; была она тогда чуть старше Сережи.

Георгий распаковал чемодан, и Анна вручила Вассе Антиповне и Марине набор дефицитных ниток «мулине» для вышивания и флакончик духов марки «Ленжет», которую, по данным «Вечерней Москвы», хвалили на парфюмерном конкурсе известные ленинградские актрисы: Тиме, Вольф-Израэль и другие. Подарки так понравились, что Анне стало не по себе. Георгий, слегка хмурясь, свинчивал спиннинг. У всех на уме был, конечно, Янка и то, как он любил и умел дарить.

— Ну, дети, дети… — нетерпеливо выговорила Васса Антиповна и показала на дверь. — Вон пошли! Видеть вас хочу, но не раньше, чем к ужину.

— Мама, надо же им чуточку отдохнуть… с дороги…

— А тебе следует открывать рот раз в день, чтобы извиниться, что ты попалась им на глаза! — сказала мать.

Наверно, это было неприлично, но Георгий и Анна обняли ее благодарно и, взявшись за руки, ушли. Возможно, это было нехорошо… Но они не задумывались над этим.

Их час настал. Они шли куда глаза глядят. Здесь, за Волгой, они были одни; лес цвел и дышал для них одних, а все остальное — цех, стапеля и календарная лихорадка, а также человек с лишней буквой в фамилии — осталось за сызранским мостом.

Они недалеко ушли. В овраге, на замшелой тропе, под кривым стволом осины, висящим над головой аркой, они обнялись. И так долго не отпускали друг друга, как будто не виделись годы и не были мужем и женой десять лет. Стояли и бормотали друг другу в уши несуразные слова.

Затем они полезли вверх, по каменистому склону, сквозь черный колючий кустарник, прочь от тропы. Порядком исцарапанные, выбрались на треугольный уступ под выпуклой скалой, не видный ни снизу, ни сверху. Уступ был прогрет солнцем и густо порос травой. Он походил на люльку, подвешенную к небу.

— Смотри, что нам послал добрый, близорукий, тугоухий дядя боженька… — сказала Анна.

— Нет, это дядя леший… Знаешь, водяной топит, а леший  в о д и т. Советую: пока не поздно, выверни на себе одежду наизнанку. Только всю! Или пропадешь!

— Ах, так…

Спустя минуту и юбка, и блузка, и чулки на Анне были надеты на ничку.

Георгий в трусах, намотав на голову рубаху, как чалму, сидел на подогнутых по-азиатски ногах. Сидел и раскидывал перед собой незримые карты, строя рожи.

— Тебе ведомо, — спросил он невообразимо гнусавым голосом, оттого, что боялся обронить травяные усы, — как леший бубнит, бродя по лесу? Шел… нашел… потерял! Повтори.

— Шел, нашел, потерял. Пожалуйста.

— Так вот, ты уже проиграна. Молилась ли ты на ночь, Дездемона?

— Врешь! Не дамся! — сказала она. — На мне все наоборот. Только лифчик… Но что леший не видит, то не знает!

Георгий все-таки выронил усы, охнул и повалился на спину, показывая пальцем на ее ноги.

Она осторожно посмотрела себе на ноги и с хохотом повалилась ему на грудь. Забыла про туфли!

— Она тебе понравилась? Скажи, — пробормотала Анна ему в ухо.

— Мне нравится Васса Антиповна. Жаль, что мать нельзя отбить, как жену. Марине я сочувствую, но не так.

— Еще бы. Я видела, как ты на «Комете» прижимался локтем… и она не отстранялась. Типично мужицкая манера… сочувствовать!

Он закрыл глаза, прогнул спину.

— Ах, хорошо… Говори, говори. Ты замечательно говоришь.

Но она уже не могла сказать ему ничего здравого и неясно слышала, что он говорит, туманно видела, как он смотрит.

— Ты ничего не смыслишь… Не понимаешь женской души, — говорила она с блаженной горечью. — Потому что ты пень. Тебя нужно выкорчевывать… А я тебя нашла… под рябиной, на Алтае… У меня право первооткрывателя. Я тебя застолбила!

Говорила и плакала, вытирая мокрый нос о его плечо.

— Да, да… ты нашла, ты открыла… — говорил он.

— Ты забыл, не помнишь нашего Алтая… А я… я…

— Ты… ты… — повторял он, и она чувствовала, как это же говорят его руки, все его существо.

Вечером, за поздним ужином, шутили.

Васса Антиповна поставила на стол печеную картошку, молоко и хлеб. И заметила, что рыбу ожидала от рыболова. Хорошие плотники, например, везде и всюду ходят с топором за поясом. А роскошный спиннинг с распущенной леской полдня мешал ходить по комнате. На этот спиннинг приходили смотреть со всего поселка. Иные спрашивали, можно ли на него поймать леща или — только осетра? Молочница Нюра дельно сказала, что им удобно выколачивать ватные одеяла.

— Граждане гости, — сказала Марина, смеясь.

— Господа гости! — поправил Георгий.

— Я вас уже простила. И вот доказательство: завтра повезу вас на «Комете» вверх, к Цареву кургану…

Утром, по пути в Студеный Овраг, Марина рассказывала о том, что будет в следующую, третью пятилетку у Жигулевских ворот. Плотина. Через Волгу! Несколько Днепрогэсов в одном кулаке. Сейчас расчищают строительную площадку. Оттуда в Студеновский лес переселяют большущий дачный поселок научных работников. К сожалению, пострадают тамошние сады, чудесные… вишневые… Их рубят. И Царева кургана не узнать. Макушку у него сбрили. Там берут камень. Курган теперь лысый, с тонзурой, как доминиканский монах.

— Ну? Хотите? — спросила Марина.

— Конечно! — отозвалась Анна. — А вы сможете… с нами?