Белая муха, убийца мужчин - [53]

«Готово, — сказал Павлюк. — Нет больше Потрошителя».

«Подрочителя, — засмеялся озадаченно Виталик. — Ну ни хуя себе».

Михаил Юрьевич, видимо, о чём-то догадывался. Он быстро подобрал с пола Фаллический Символ, который теперь превратился из адского устройства в обычное огнестрельное оружие, за руку поздоровался с Тадеушем Р-ским и повернулся к нам.

«Нам с коллегой поговорить надо, — сказал он сурово. — На минутку. А вы, мужики, срочно вниз, собирайте все, что колет, режет, палит, сами разберётесь. За полчаса мы с ними справимся. Они у нас землю жрать будут».

Молчаливая толпа бросилась к двери, аккуратно переступая через тело Джека Потрошителя. Тадеуш Р-ский, в грязной форме, с мокрыми короткими волосами, в залепленных глиной сапогах и мокрых штанах был уже совсем не таким, как при наших встречах в шляхетском клубе. Там я считал его глупым крикуном — но в этот момент передо мной стоял, негромко переговариваясь с Михаилом Юрьевичем, настоящий офицер, дворянин, убийца: лихие усы, острая сабля, быстрый конь вместо мозга. И веревка вместо сердца.

Я попытался проскользнуть мимо них, пользуясь общей суетой. Не вышло: Тадеуш Р-ский узнал меня и схватил за плечо.

«Это из моих людей, — улыбнулся по-отечески Михаил Юрьевич. — Боец так себе, писака, но выдержал до конца. На допросы его таскали… Не выдал!»

«Я его знаю, — осклабился Тадеуш Р-ский. — Никакой он не писака. Самозванец он, прыщ гнойный, и предатель к тому же. Значит, пролез всё-таки в мой Замок. А ну-ка пошёл за мной! Посидишь пока в отдельном номере, сука!»

Михаил Юрьевич пожал плечами. Я его больше не интересовал. У отставного полковника был шанс сделаться генералом — и терять его он не собирался.

28. ГОЛОСУЙ, А ТО ПРОИГРАЕШЬ

«Ну что, Якутский, — весело сказал Тадеуш Р-ский, аккуратно прикрывая за собой дверь. — Сейчас ты будешь немножко умирать. Немножечко, да, как ни досадно, навеки. Но я хочу, чтобы перед смертью ты признал, что Замок принадлежит нам, Р-ским, и всегда принадлежал нам, а твои вонючие деды — мошенники и холопы, захватили его обманом. Подумай, Якутский, и признай это наконец».

Я молчал. Мне было уже абсолютно до задницы, по праву владели мои давно подохшие предки этой постройкой или нет. Я знал, что кто бы ни распоряжался здесь столетия назад — сейчас Замок принадлежит Босой и её девкам. И будет принадлежать до самого конца, что бы ни произошло. Бывает время, когда всё случается в последний раз, и этот последний раз настал.

«Ты сам не понимаешь, в какую серьёзную игру ввязался, — грустно сказал Р-ский, толкая меня к креслу концом своего музейного меча. — Я тебе сочувствую, хоть ты и пес ничтожный. Здесь такие важные паны между собой разбираются, что тебе и не снилось, кукла ты цирковая. Мы тут поговорили с их человеком…»

Р-ский задумался, взглянув на дверь, и рассудительно проговорил, будто обращаясь к кому-то другому, не ко мне.

«Ну, не сейчас, так через полгода… Всё равно они придут. И всё закончится. Или ты на их стороне, или сдохни. Каждый получит своё…»

Он встрепенулся, пощекотал мечом мой подбородок: «Признай, а, Якутский? Иначе я повешу тебя сейчас же, во дворе. Повешу как блудного пса, как кошку за хвост. А признаешь — умрёшь от меча, как шляхтич».

Мне было страшно. Никогда и нигде я не был так счастлив и так напуган, как здесь, в Замке. Я сидел, боясь даже пошевелиться, и чувствовал, как меч холодным острым пальцем гладит мне щетину. Мне хотелось помочиться, но не говорить же об этом Р-скому, этому психу, который может не сдержаться и сделать со мной то же, что с Джеком Потрошителем, женщиной, которая когда-то, ещё девчонкой, села в такси, чтобы ехать домой — а приехала в Замок. Я подумал о ней, и снова на глаза набежали слёзы, глупые убогие слёзы. Р-ский был прав, я был никто, слабый и никчемный мужичок, не способен ни на героизм, ни на побег.

«О, что я вижу, — обрадовался Р-ский. — И этот панок претендовал на Замок? Да ты бы в подземельях, в которых я бродил сегодня всю ночь, обосрался бы от страха! Девка ты! Баба! Так признаёшь? Давай, Якутский, говори, у меня ещё дел много! Или я повешу тебя, повешу, всё равно каждый труп, который здесь завтра найдут, спишут на этих пизданутых дамочек!»

«Хорошо. Замок не мой, — сказал я тихо, и лицо Р-ского посветлело от удовольствия. — Но и не твой, потому что…»

«Что потому что — что, — закричал Р-ский. — Это мой Замок! Мой, говнюк, мой, и всегда был моим, и ни одна баба…»

А баба между тем появилась на пороге. Молодая баба в грязно-белом, разорванном внизу платье. Босая баба с Фаллическим символом в твёрдых и тонких руках. Голые ноги смотрели на меня своими бесстыдными коленями, и не было никого ни в Замке, ни во всей этой стране, ни в целом мире, кто мог бы заставить меня отвести от них свои мокрые глаза.

«Положи реликвию, — сказала она Р-скому. — Музейная вещь. Не хочу, чтобы о моих девчонках думали, что они крадут экспонаты в музеях».

Р-ский испуганно оглянулся, задрожал, но меч не положил. Наоборот, он прыгнул ко мне и занес его над моей головой.

«Только попробуй подойти, поблядушка, — сказал он с дворянским гонором. — Опущу ему на голову. Смотрю, вы тут спелись? Пососала у него уже? Думаешь, ты у шляхтича сосала? Неее… У собаки ты сосала!»