Белая муха, убийца мужчин - [16]
«Эй, ты, не знаю, как звать… — повернулся ко мне Муж скромной женщины. Они там уже давно негромко переговаривались, поглядывая в мою сторону, эти пленные Босой ведьмы, униженные, злобные и голодные. — Иди сюда, харэ там философа из себя строить, дело есть».
Я подошёл. В женском углу, который охватило вязкое, сонное оцепенение, зашевелились.
«Мы. Здесь. Подумали, — веско, как будто колбасу резал, проговорил Отставник, глядя мне прямо в глаза. — Оценили обстановку. И решили…»
«Решили послать тебя для переговоров, — торопливо сказал Блондинчик. — Кстати, давай знакомиться. Я Тимур».
Я назвал свое имя. Выяснилось, что Человека в очках зовут Павлюком, Человека со значком — Рыгором. Муж скромной женщины носил гордое имя Виталик, а Отставник был, прости Господи, Михаилом Юрьевичем.
«Вот и познакомились, — сказал с улыбкой Павлюк. — Надо бы чарку поднять за знакомство, но что поделаешь. Вот когда вырвемся живые отсюда, сходим в одно место в Минске, там хозяин мой знакомый. Беларусскоязычным, кстати, скидка!»
«Не пизди», — прервал его Михаил Юрьевич.
Очевидно, он считал, что иначе как матом в нашей ситуации разговаривать нельзя: брань закаляет мужчин. — Не знал, не гадал, что придётся с фашистами бэнээфовскими и немцами вместе выбираться из передряги. Но хрен с ним, потом разберёмся. Пойдёшь к главарям, узнаешь, что к чему, — строго сказал он, положив мне на плечо свою синюю волосатую руку. — По дороге смотри в оба, запоминай, постарайся найти хоть какую-то зацепку. И главное — тяни время. Узнай, чего они хотят и в чём их слабое место».
«Чего хотят женщины…» — растягивая слова, пророкотал Тимур.
«Ясно, чего, — с ненавистью пробормотал Павлюк. — Да они все здесь феминистки херовы. Хотят нас из мира изжить. Из всех мужиков сделать пидоров, а из баб — лесбиянок. Нет, не за такую Беларусь мы боролись. Беларусь обойдется без евреев, коммунистов и пидоров».
«Феминизм — это вывих головного мозга, — сказал Тимур. — Но можно вправить упомянутое место обратно, если, конечно, пациент не безнадёжен. А бывают и такие случаи…»
«Здесь дело политическое, — осёк разговорчики Михаил Юрьевич и повернулся ко мне, впившись в мои глаза своими ясными расейскими зрачками. — Давай, сынок. Верим в тебя».
Он перекрестил меня всеми своими татуировками и громко позвал стражу: «Эй, гестапо, поговорить надо!»
И вот уже Аленький Цветочек, пожав плечами, передала меня Джеку Потрошителю, та провела по коридорам куда-то наверх — как выяснилось, в башню — и сдала на руки сонной Царонг. Почему-то они вовсе не удивились, когда я, запинаясь, сказал, что делегирован для переговоров с Босой — вероятно, женщина в белом, слишком белом платье ожидала, что придётся рано или поздно объяснить заложникам, картами в какой игре они стали.
Наконец я оказался в небольшом помещении на самом верху правой замковой башни. Из узкого окна было прекрасно видно всю местность: на самом горизонте лес, в который, как женщина в траву по малой нужде, садилось крупное, всё в блестках и золотых волосах, солнце. Ближе к холму, на котором находился замок, волнами разливались луга. Вилась рыжим хвостом дорога, подметая под себя остатки этого длинного и абсолютно невероятного дня — лапами в лес, мордой в небо ласково ступала по земле лиса беларусского лета.
А сверху на Замок надвигалась туча — не та, послеобеденная, безобидная и беспристрастная, а в сто раз больше и чернее. Будто её позвали сюда коварные мелкие облака, которых уже нигде не было видно.
С башни можно было рассмотреть и автобус, и кучку людей возле него — водитель махал сигаретой и о чём-то возбуждённо рассказывал. Поодаль замерла, не доехав до ворот замка, милицейская машина, все дверцы которой были открыты, словно она собиралась перамахнуть через стены, но бог не дал матушке-гусыне настоящих крыльев.
Босая сидела на столе — босая. Помахивая голыми ногами, шевеля пальцами, она смотрела на меня и улыбалась, как будто только что удачно пошутила. Белое платье едва закрывало её загорелые колени. Обнажёнными руками она упиралась в стол и всем своим видом показывала, что, во-первых, вовсе не удивлена моему появлению, а во-вторых, вполне довольна развитием событий. Справа от неё стоял белый, цвета платья, открытый ноутбук, а слева мирно лежал Фаллический Символ, и в отверстии его дула был какой-то смысл, который мне не очень хотелось постигать.
Я рассказал ей, зачем пришел. По её лицу было видно, что она не поверила ни одному моему слову.
Точнее, не поверила, что я пришел к ней не сам по себе, а как посланник мудрых и могучих пленённых ею мужей. Очевидно, она думала, я буду просить для себя пощады, по знакомству.
Она была похожа на сумасшедшую, которая забралась на чужой чердак — The Madwoman in the Attic. Не с целью украсть что-либо — а чтобы ходить между незнакомых вещей, прикасаться к ним, забирать старую душу и давать им новую.
«Наверное, мне надо сказать что-то соответствующее моменту, — проговорила она, разглядывая меня не без интереса. — Ну, там: а ты вовсе не изменился… Или: как ты повзрослел, настоящий мужчина! Или: ну давай, рассказывай, как оно, где работаешь, женат, сын, дочь? Но проблема в том…»
Кроме нескольких писательских премий, Ольгерд Бахаревич получил за «Собак Европы» одну совершенно необычную награду — специально для него учреждённую Читательскую премию, которую благодарные поклонники вручили ему за то, что он «поднял современную белорусскую литературу на совершенно новый уровень». Этот уровень заведомо подразумевает наднациональность, движение поверх языковых барьеров. И счастливо двуязычный автор, словно желая закрепить занятую высоту, заново написал свой роман, сделав его достоянием более широкого читательского круга — русскоязычного.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Согласно скандинавским сагам, получить пропуск в чертог Одина и место в Вальхалле могли только доблестные воины, погибшие с оружием в руках. Лучшие из лучших. К другим Валькирии просто не явятся. Но что делать тому, кто ненароком обронил свой топор во время храброй битвы? Неужели вечная мёрррзлая хель? Или всё-таки есть выбор?
Данная повесть – это предыстория рассказа "Дело правых" и начало новой книги, рассказывающей о молодых радикалах, вышедших на улицы своего города, чтобы самостоятельно вершить "правосудие".
Можно быть одиноким в толпе, а можно в семье. И тогда просыпается неимоверная потребность в близости, в ком-то, на кого можно опереться, кому можно сказать: «Если ты меня разлюбишь, в тот же вечер я умру...» Свете, падчерице криминального авторитета, пришлось с оружием в руках отстаивать свое право на одиночество, но, как это часто бывает в жизни, идя налево, она пришла направо и встретила свою любовь...
Тринадцатилетней Свете приходится держать ответ за мать, которая полюбила бандита и попала в жернова криминальных разборок. В новой семье ей была отведена роль падчерицы, но, в отличие от европейской Золушки, наша российская может быть очень опасной... Особенно, когда она смотрит на мир сквозь прицел винтовки...
Насилие, сопли, слезы и Забеги. Это простая история одного глупого парнишки, который почему-то решил, что поумнел, набрался сил и теперь пытается вспомнить за чей счет.
Наш привычный мир давно уже не тот, каким он был. Что же в нем изменилось? В уравнении нашей жизни поменялся всего один-единственный знаменатель – у нас больше не было стран, государств, власти, у нас была – Провиданс. Алгоритмическая машина, выдающая каждому человеку биометрический паспорт с полным набором характеристик, включающих в себя срок жизни, таланты, профессию. Благодаря этому на Земле воцарились мир и покой. Но так ли это на самом деле? Общество, разделенное на две касты – Медную и Платиновую, свято верит в фальшивую утопию их нового мира.