Белая муха, убийца мужчин - [15]

«Каких ещё политзаключённых, — грохнул кулаком по столу Отставник. — Хватит пиздеть. Я знаю, что делать».

«Дык скажите нам, батя!» — бросился к нему Муж скромной женщины.

«Подумать надо, — глухо сказал Отставник. — Так быстро дела не делаются. Здесь надо, чтобы без жертв. Чтоб не пострадали дети, старики и женщины. Это в нашей работе главное».

Никаких детей среди нас, к счастью, не было. Дети бегали внизу, по замковому двору, и в нашем просторном зале было слышно, как они придумывают себе игры: девочки играли в классики прямо на мостовой, и вот уже одна подвернула себе ногу, и весь двор огласил её пронзительный крик.

«Сердце кровью обливается, — сказала Женщина в зеленом. — Пусть бы лучше нас мучали, но детей-то зачем?»

Мальчишки внизу крутились вокруг Часовой. Интересно, разрешила она им прикоснуться к Фаллическому Символу? К тому, что мечтает иметь каждый мальчик — чтобы убивать врагов, придуманных для него взрослыми.

Блондинчик, который цеплялся к Босой, чувствовал себя самым осведомлённым во всём, что касается террористок — как-никак, он был знаком с главной бандиткой лучше всех, говорил с ней, прикасался и — мы все ему почему-то поверили — знал женскую психологию. План Блондинчика был следующий: он попытается соблазнить Аленького Цветочка. «Это нетрудно, — убеждал он, презрительно скривив губы. — Пусть только зайдет». Будто услышав эти слова, Аленький Цветочек вошла в комнату и объявила, что мы можем по одному сходить в туалет, который находился прямо за дверью.

«Всё продумали, — проворчал Отставник. — План, я смотрю, не здесь разработан. Бабы сами не додумались бы…»

«Я первый, если вы не против», — Блондинчик, ухмыляясь, неторопливо вышел. А вернувшись, объявил, что все они лесбиянки вонючие. Особенно Босая.

«Я бы её научил искусству любви, — сказал он, разглядывая свое отражение в стеклянном кубе, где лежали книги в кожаных переплётах. — Бля буду, я её научу!»

И в глазах его выступили слёзы.

Немцу, казалось, всё это приносило невероятное удовольствие. «Пиф-паф, — повторял он то и дело со смехом, наставив на нас палец. — Эти девушки нас всех пиф-паф! Эй, Шпецль, ты будешь первый. И никто не узнайт, где могилька твоя… Я напишу твоей женщине. Даю слово».

Закатив глаза и покачиваясь, Шпецль сидел в углу на стуле. От него уже давно не было слышно ни слова.

«Это и ест твой план, герр Шпецль, — веселился Кунце. — Сидит бичок, качается. Пока настоящие мужчины думать про спасенье. Австрия никогда не умел воевать!»

И Кунце показал нам на отсутствующую, безучастную фигуру Шпецля и расхохотался.

Настала и моя очередь посетить туалет. Я шёл последним. Аленький Цветочек осталась в коридоре, посмотрев на меня безо всякого любопытства. Фаллический Символ тускло поблескивал в руках этой женщины с тяжелыми челюстями и большими ушами. Я почему-то кивнул ей и зашёл. Убежать из туалета не было никакой возможности — там не было ни окон, ни дверей в смежные помещения. Просто маленькая комнатка, туалет для персонала. Когда за мной закрылась дверь, я почувствовал себя замурованным в замковой стене. Я достал сигарету и закурил. Удивительно: что-то мне мешало курить там, в большом зале с массивным столом, где когда-то, наверное, лежали дорогие фарфоровые трубки и стояли пепельницы на полсотни курильщиков.

«Аленький Цветочек, — позвал я из-за дверей. — Расскажи хоть, чего вам надо. Чего вы требуете? Для чего это всё?»

За дверью молчали.

«Вас же возьмут. Ещё сегодня ночью», — сказал я со всей уверенностью, на которую был способен.

Молчание.

«Это не имеет смысла», — сказал я укоризненно, бросил окурок в унитаз и вышел. За дверью никого не было. Ни Аленького Цветочка, ни Немоны Лизы, ни Джека Потрошителя, ни Царонг, ни самой Босой. Справа от меня были двери в комнату, где мучились в плену мои братья. Слева — ступени, которые вели куда-то вниз, в темноту. Пойти туда, исчезнуть в лабиринте переходов и анфилад, затеряться среди ниш и извилистых лестниц. Отыскать выход, вооружиться — оружие здесь повсюду, висит на стенах многочисленных залов, всегда готовое угрожать, рубить, колоть или просто придавать мужчине уверенность в себе. Здесь было тихо и холодно, и не слышно ни звука, кроме шороха ветра, который бродил где-то в щелях между камнями.

Я постоял немного, вглядываясь в темноту, а потом открыл дверь в нашу большую комнату и плотно закрыл её за собой.

«Ну как там обстановка, — вскинул голову Отставник. — Долго ты как-то».

«Кто на посту, — спросил Муж скромной женщины. — Та, страшная? Цветочек, блядь, Аленький?»

«Она. И не только, — сказал я. — Их больше, чем мы думаем».

8. THE MADWOMAN IN THE ATTIC

Не знаю: возможно, в моем лице есть что-то такое, что заставляет людей и женщин, а также собак, кошек и граждан пожилого возраста относиться ко мне с доверием. Может, дело в подбородке — мягком, округлом, совершенно не арийском. А может, в голосе — подвластный мне диапазон не включает в себя те три ноты, на которые принято посылать других, когда они лезут не в свои дела…

Так или иначе, к вечеру меня позвали из мужского угла нашей залитой роскошным импортным солнцем тюрьмы.