Белая муха, убийца мужчин - [15]
«Каких ещё политзаключённых, — грохнул кулаком по столу Отставник. — Хватит пиздеть. Я знаю, что делать».
«Дык скажите нам, батя!» — бросился к нему Муж скромной женщины.
«Подумать надо, — глухо сказал Отставник. — Так быстро дела не делаются. Здесь надо, чтобы без жертв. Чтоб не пострадали дети, старики и женщины. Это в нашей работе главное».
Никаких детей среди нас, к счастью, не было. Дети бегали внизу, по замковому двору, и в нашем просторном зале было слышно, как они придумывают себе игры: девочки играли в классики прямо на мостовой, и вот уже одна подвернула себе ногу, и весь двор огласил её пронзительный крик.
«Сердце кровью обливается, — сказала Женщина в зеленом. — Пусть бы лучше нас мучали, но детей-то зачем?»
Мальчишки внизу крутились вокруг Часовой. Интересно, разрешила она им прикоснуться к Фаллическому Символу? К тому, что мечтает иметь каждый мальчик — чтобы убивать врагов, придуманных для него взрослыми.
Блондинчик, который цеплялся к Босой, чувствовал себя самым осведомлённым во всём, что касается террористок — как-никак, он был знаком с главной бандиткой лучше всех, говорил с ней, прикасался и — мы все ему почему-то поверили — знал женскую психологию. План Блондинчика был следующий: он попытается соблазнить Аленького Цветочка. «Это нетрудно, — убеждал он, презрительно скривив губы. — Пусть только зайдет». Будто услышав эти слова, Аленький Цветочек вошла в комнату и объявила, что мы можем по одному сходить в туалет, который находился прямо за дверью.
«Всё продумали, — проворчал Отставник. — План, я смотрю, не здесь разработан. Бабы сами не додумались бы…»
«Я первый, если вы не против», — Блондинчик, ухмыляясь, неторопливо вышел. А вернувшись, объявил, что все они лесбиянки вонючие. Особенно Босая.
«Я бы её научил искусству любви, — сказал он, разглядывая свое отражение в стеклянном кубе, где лежали книги в кожаных переплётах. — Бля буду, я её научу!»
И в глазах его выступили слёзы.
Немцу, казалось, всё это приносило невероятное удовольствие. «Пиф-паф, — повторял он то и дело со смехом, наставив на нас палец. — Эти девушки нас всех пиф-паф! Эй, Шпецль, ты будешь первый. И никто не узнайт, где могилька твоя… Я напишу твоей женщине. Даю слово».
Закатив глаза и покачиваясь, Шпецль сидел в углу на стуле. От него уже давно не было слышно ни слова.
«Это и ест твой план, герр Шпецль, — веселился Кунце. — Сидит бичок, качается. Пока настоящие мужчины думать про спасенье. Австрия никогда не умел воевать!»
И Кунце показал нам на отсутствующую, безучастную фигуру Шпецля и расхохотался.
Настала и моя очередь посетить туалет. Я шёл последним. Аленький Цветочек осталась в коридоре, посмотрев на меня безо всякого любопытства. Фаллический Символ тускло поблескивал в руках этой женщины с тяжелыми челюстями и большими ушами. Я почему-то кивнул ей и зашёл. Убежать из туалета не было никакой возможности — там не было ни окон, ни дверей в смежные помещения. Просто маленькая комнатка, туалет для персонала. Когда за мной закрылась дверь, я почувствовал себя замурованным в замковой стене. Я достал сигарету и закурил. Удивительно: что-то мне мешало курить там, в большом зале с массивным столом, где когда-то, наверное, лежали дорогие фарфоровые трубки и стояли пепельницы на полсотни курильщиков.
«Аленький Цветочек, — позвал я из-за дверей. — Расскажи хоть, чего вам надо. Чего вы требуете? Для чего это всё?»
За дверью молчали.
«Вас же возьмут. Ещё сегодня ночью», — сказал я со всей уверенностью, на которую был способен.
Молчание.
«Это не имеет смысла», — сказал я укоризненно, бросил окурок в унитаз и вышел. За дверью никого не было. Ни Аленького Цветочка, ни Немоны Лизы, ни Джека Потрошителя, ни Царонг, ни самой Босой. Справа от меня были двери в комнату, где мучились в плену мои братья. Слева — ступени, которые вели куда-то вниз, в темноту. Пойти туда, исчезнуть в лабиринте переходов и анфилад, затеряться среди ниш и извилистых лестниц. Отыскать выход, вооружиться — оружие здесь повсюду, висит на стенах многочисленных залов, всегда готовое угрожать, рубить, колоть или просто придавать мужчине уверенность в себе. Здесь было тихо и холодно, и не слышно ни звука, кроме шороха ветра, который бродил где-то в щелях между камнями.
Я постоял немного, вглядываясь в темноту, а потом открыл дверь в нашу большую комнату и плотно закрыл её за собой.
«Ну как там обстановка, — вскинул голову Отставник. — Долго ты как-то».
«Кто на посту, — спросил Муж скромной женщины. — Та, страшная? Цветочек, блядь, Аленький?»
«Она. И не только, — сказал я. — Их больше, чем мы думаем».
8. THE MADWOMAN IN THE ATTIC
Не знаю: возможно, в моем лице есть что-то такое, что заставляет людей и женщин, а также собак, кошек и граждан пожилого возраста относиться ко мне с доверием. Может, дело в подбородке — мягком, округлом, совершенно не арийском. А может, в голосе — подвластный мне диапазон не включает в себя те три ноты, на которые принято посылать других, когда они лезут не в свои дела…
Так или иначе, к вечеру меня позвали из мужского угла нашей залитой роскошным импортным солнцем тюрьмы.
Кроме нескольких писательских премий, Ольгерд Бахаревич получил за «Собак Европы» одну совершенно необычную награду — специально для него учреждённую Читательскую премию, которую благодарные поклонники вручили ему за то, что он «поднял современную белорусскую литературу на совершенно новый уровень». Этот уровень заведомо подразумевает наднациональность, движение поверх языковых барьеров. И счастливо двуязычный автор, словно желая закрепить занятую высоту, заново написал свой роман, сделав его достоянием более широкого читательского круга — русскоязычного.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Согласно скандинавским сагам, получить пропуск в чертог Одина и место в Вальхалле могли только доблестные воины, погибшие с оружием в руках. Лучшие из лучших. К другим Валькирии просто не явятся. Но что делать тому, кто ненароком обронил свой топор во время храброй битвы? Неужели вечная мёрррзлая хель? Или всё-таки есть выбор?
Данная повесть – это предыстория рассказа "Дело правых" и начало новой книги, рассказывающей о молодых радикалах, вышедших на улицы своего города, чтобы самостоятельно вершить "правосудие".
Можно быть одиноким в толпе, а можно в семье. И тогда просыпается неимоверная потребность в близости, в ком-то, на кого можно опереться, кому можно сказать: «Если ты меня разлюбишь, в тот же вечер я умру...» Свете, падчерице криминального авторитета, пришлось с оружием в руках отстаивать свое право на одиночество, но, как это часто бывает в жизни, идя налево, она пришла направо и встретила свою любовь...
Тринадцатилетней Свете приходится держать ответ за мать, которая полюбила бандита и попала в жернова криминальных разборок. В новой семье ей была отведена роль падчерицы, но, в отличие от европейской Золушки, наша российская может быть очень опасной... Особенно, когда она смотрит на мир сквозь прицел винтовки...
Насилие, сопли, слезы и Забеги. Это простая история одного глупого парнишки, который почему-то решил, что поумнел, набрался сил и теперь пытается вспомнить за чей счет.
Наш привычный мир давно уже не тот, каким он был. Что же в нем изменилось? В уравнении нашей жизни поменялся всего один-единственный знаменатель – у нас больше не было стран, государств, власти, у нас была – Провиданс. Алгоритмическая машина, выдающая каждому человеку биометрический паспорт с полным набором характеристик, включающих в себя срок жизни, таланты, профессию. Благодаря этому на Земле воцарились мир и покой. Но так ли это на самом деле? Общество, разделенное на две касты – Медную и Платиновую, свято верит в фальшивую утопию их нового мира.