Белая мель - [14]

— А они большие? — спросил Вовка.

— С мост-то, наверное, будут, — прикинула Фишка.

— А коров они едят? — поинтересовался Вовка.

— Глотают, — сказал Колька.

— Ну да?!

— А что, щука же целиком заглатывает мальков.

— Так то щу-ука! — протянул Вовка. — Сравнил: щука и какой-то крокодил!

— Холодно, айдате домой, — захныкала Маня.

— Айдате, — согласилась Лидка.

7

На другом берегу, под нависшими над водой кустами ивняка, слабо задымился туман-парок. Куда-то канула луна. Поднялся слабый ветерок.

Залопотали склоненные над водой ветви плакучей ивы, и вдруг пошел дождь-моросейник. А потом поднялся ветрище, и хлынул ливень.

Испугавшись темноты, близких криков выпи, заполошного лягушачьего кваканья, поднявшегося со всех сторон, и вконец озябнув, ребята припустили бежать по домам.

Вначале проводили Маню, потом Фишку, Колька довел Лидку до ограды, и она кошкой вскарабкалась по углу дома под крышу, где спала. А Кольке все равно где было спать. Чаще всего он ночевал у Вовки в углу избы на охапке осоки-шумихи.

Лидка сдернула мокрое платье и нырнула под одеяло. И сразу начала куда-то падать, падать... Засыпая, еще слышала, как воет в трубе ветер, скрипят ставни, крадко шебаршит по крыше и что-то мягкое лопочет дождь.

Утром мамка разбудила Лидку, забарабанила палкой из сенок:

— Лидушка, Лидушка, вставай! Хватит дрыхнуть-то... Уж солнышко над головой стоит... Слышь, принеси Маруське воды и напои. Седни поведем ее к быку.

— Ладно, — сонно согласилась Лидка.

— Вставай, вставай, я побегу в правление — полы домою. Я тут груздянку сварила, утресь все бабы на ферме грибы собирали. После дождичка-то крепехонькие навозники. И я тоже набрала... Да не забудь — кинь ложку сметаны в чашку — вкуснее будет... Слышь?..

— Да слышу, — недовольно отозвалась Лидка и разомкнула глаза: в щели крыши светит солнышко, попискивают ласточки, рядом на одеяле мурчит, умывается кошка Фекла.

Лидка хватается за платье, оно скоробленное от вчерашней сгущенки, надо перестирывать. Значит, надо ждать, пока уйдет мамка. В сенях в углу стоит большой чугунок со щелоком. Мамка заварила крепкого щелоку, чтоб вымыть голову Лидке, да, видать, и забыла. Придется платье теперь стирать, а когда оно еще высохнет — не дождешься, надевать же больше нечего. Лидка берет платье, спускается по лесенке в сени, находит щелок. Начерпав кружкой в ведро щелока, стирает платье. Голова чешется, и Лидка после платья моет голову. Потом, накинув старую фуфайку, выходит в ограду и вешает платье на тын.

На шестке теплый чугунок с груздянкой. Лидка находит на полке стакан со сметаной на донышке и жадно ест груздянку. Груздянка сегодня вкусная.

Платье немного подсохло, надо надевать и нести Маруське воды. Маруська уже мычит. Ходит за Лидкой, тычется губами в лопатки, норовит захватить и пожевать непросохший подол платья.

— Потерпи, ласочка, потерпи, не привередничай, — мамкиным голосом уговаривает корову Лидка, скребет ей за ухом, гладит. — Счас водички принесу...

Прибегает запыхавшаяся Маня.

— Наши... все наши... — сминая слова, шепчет Маня.

— Что наши?

— Все наши ребята пошли записываться в пионерский лагерь! — наконец выпаливает Маня, нетерпеливо подпрыгивая. — Айда!

— Враки, поди, — сомневается Лидка, но сама загорается. — Прям счас?

— Счас, — кивает Маня.

— Бежим, — решается Лидка.

 

В районо полный коридор ребят, но Колька захватил очередь на всех.

— Эх бы, да всем бы вместе, а? — радостно суетится Колька.

В комнату на запись начинают запускать по трое. Все ждут, шикают друг на дружку, ждут первых счастливчиков. И вот наконец распахивается дверь, и все трое вылетают пунцовые, сияющие.

— Ур-ра-а! — кричит Колька.

Лидка даже не успевает порасспросить Кольку, что да как, как ее, Маню, Фишку и Вовку впихивает в дверь нетерпеливая толпа.

В комнате стол. По краям стенок стулья, на зарешеченном окне герань. За столом толстая пожилая тетенька.

— Ну, — спрашивает тетенька Маню, — фамилия? Год рождения, где работает мать, где отец?

Маня, заикаясь, растягивая слова, говорит, кто она и что матери у нее нет, а отец на фронте.

— Хорошо, — говорит тетенька. — Готовь белую майку, трусы, тапочки, полотенце... А ты, Реутская? — строго говорит тетенька Фишке. — Ты приди с мамой...

— Хорошо, — соглашается Фишка и, ссутулясь, идет к двери.

— А я — Лидка, — с готовностью представляется Лидка. — Мамка у меня колхозница, тятька умер...

— Девочка, — говорит тетенька и смотрит так, что у Лидки холодеет спина. — В пионерский лагерь мы записываем только детей военных. Понятно?

— А? — не понимает Лидка.

— Девочка, а твой отец военный?

— Он умер, — тянет Лидка.

— Он умер не на фронте. А мама у тебя — колхозница. Вот если бы твой отец или мама воевали...

— Моя мама зато моет полы, — с гордостью заявляет Лидка, надеясь, что уж это наверняка подействует.

— Вот и пусть моет... Фу, какая ты непонятливая, я же сказала, что твой отец не проливает кровь...

— А-а, — тянет Лидка, готовая провалиться от стыда, и пятится к двери. А на деревянном крылечке сидит и плачет Фишка. Лидка таращит глаза, крепится, чтоб не разреветься, но это не помогает.

— Айда отсюдова, — еле слышно говорит Лидка, поднимая Фишку за руку. — Пойдем лучше есть сгущенку...