Белая Мария - [8]
Следовало бы сказать, что в нашей стране проституции нет, смущенно говорил Я.Ш. Это с этической точки зрения. Ну а в интересах дела… я советовал, куда пойти, и даже подвозил их на своем SHL-175[32], потому что на автомобиль так и не заработал.
Словом, у кого есть валюта — тем всё. Нашим — ничего. А у Я.Ш. характер такой (объяснял он в суде): хочется делать людям добро. Во время войны я помогал евреям, рассказывал он, хотя судью это нисколько не интересовало, да и неудивительно: помощь евреям не входила в обязанности кларка. Судья не перебивал, не задавал вопросов, и Я.Ш. перешел к сути: как он делал добро работникам порта. Приписывал к счетам. Счет-фактура составлялся для судна, капитан подтверждал, что получил, но получал не всё, кое-что шло людям. Кладовщикам, таможенникам, женскому персоналу, водителям шли кофточки, чулки, губная помада, рубашки non-iron, кримплен, коньяк… Оставалось только печатью шлепнуть, печать, кстати, была поддельная, в деревянном корпусе, с резинкой, которая потом отклеилась, а тушь была зеленая, купленная лично Я.Ш. Резинка, тушь и корпус печати для дела значения не имели, но как же без конкретных деталей…
Человек ехал на свадьбу, хотел шикануть, привезти родственникам блок «Мальборо», так что, я должен был ему отказать? — риторически вопрошал Я.Ш.
А если именины? А если Международный женский день? А к Рождеству каждая женщина — каждая! — получала от Я.Ш. пару чулок.
Последовало перечисление, кто что чаще всего просил. Кто-то — «мартино», кто-то — «дюжарден». Кто-то не любил коньяк, предпочитал спирт или «экстра-житную». Кто-то сигаретам «Сесил» предпочитал «Принс», а из соков — цитрусовые. Нужно, правда, подчеркнуть, что брали не часто и не на продажу: ведь потом приходили на работу в этих самых рубашках non-iron, в кримпленовых платьях, накрашенные заграничной помадой.
Работники упаковывали товар, проводили через таможню и отвозили на корабли. Как римские рабы, которые мололи зерно в намордниках, сказал один из обвиняемых. Можно ли удивляться таможеннику, который, оформляя товар, вдруг взбеленился? Схватил бутылку «Джонни Уокера», откупорил, отпил глоток. Отставил. Отломил кусок кабаноса. Съел. Очистил апельсин. Закурил «Житан». Захотелось узнать, объяснил он, каковы на вкус вещи, которые я знаю только с виду.
Таможенника уволили.
А директора…
А партийные секретари…
А полковник Робота…
Я думал, говорил Я.Ш., имеют право. Машины их подъезжали прямо к складу. Запросто, у всех на глазах. Я думал: наверно, есть негласное распоряжение. Сам я негласных распоряжений не получал, но думал: раз требуют, значит, в высших целях. Будучи предан общему делу — мы ведь боролись за сегодняшнюю Польшу, — я не сомневался, что исполняю свой долг.
Первый секретарь повторял: не бойтесь, товарищ, у вас волос с головы не упадет, в случае чего я нажму нужную кнопку, и все уладится. Как я мог знать, что настанет время, когда ни секретаря этого не будет, ни кнопки…
Обвиняемый Я.Ш. плохо себя почувствовал, сообщил судья.
Обвиняемый Я.Ш. принял две таблетки нитроглицерина.
Объявляется перерыв до…
О чем стороны процесса поставлены в известность.
Процесс возобновился, и сразу стало ясно, что существуют две разные планеты. С одной прибывают иностранные капитаны. На другой живет польский кларк.
Прибывший капитан вынужден что-то отремонтировать на судне. Он заказывает балки, исключительно трехметровые. Кларк едет на склад пиломатериалов. Чтобы рабочие пилили ровно, их нужно стимулировать. С этой целью кларк везет с собой ящик пива. Но пилят все равно неаккуратно, капитан отказывается покупать балки, и кларк везет капитану ящик шампанского.
Капитан заказывает свежее масло, а получает прогорклое. Отдает на анализ, обнаружены бактерии. Капитан грозится, что больше никогда ничего в Польше покупать не станет, потому что в Кильском канале масло без бактерий. Кларк везет хрустальную вазу, добавляет зубровку, капитан поддается на уговоры, он будет покупать в Польше.
Капитан заказывает свежее мясо, получает мороженное, кларк везет…
Подсудимых обвиняли в том, что они подделывали, утаивали, присваивали и причиняли убытки.
Кто-то попросил иностранного капитана засвидетельствовать, как было дело. Получил из Мексики письмо и представил его суду.
Я.Ш. никого просить не стал.
Я работал с немецкими кораблями, говорил Я.Ш. Что же я, немца должен был просить? Я, партизан, польский офицер — немца? Чтобы он меня защищал перед польским судом?
Национальная гордость мне не позволила!
Прокурор потребовал тюремного заключения. Для всех, для двадцати одного.
Суд вынес обвинительный приговор двадцати (и отменил по случаю амнистии).
Один не был осужден.
Я.Ш.
Двадцать первый умер.
В промежутке между речью прокурора и объявлением приговора жена принесла свидетельство о смерти.
Вместе с заявлением. Она просила суд вернуть сберкнижку — в связи с расходами на похороны.
