Белая малина - [150]

Шрифт
Интервал

Война давно уже отгремела, а об отце все еще помнят многие. Вот и Акбе никак не может забыть о своей дружбе с ним. Так могу ли я пренебрегать его добрым отношением ко мне?!

Акбе вскочил в сумерках и, увидев, что я поднял голову от подушки, с виноватым видом спросил:

— Разбудил тебя?

— Нет! — заверил я его.

Часы показывали двадцать минут шестого. За окном брезжил слабый свет.

— Я вернусь не раньше чем через неделю. — Акбе остановился в дверях. — Вот тебе ключ. У меня есть запасной.

…Будь он неладен, этот сон, совсем мне спать не дал! Не зря в народе говорят: да перейдут на тебя мои дурные сны. Сон сном, а наш дом в селе все чаще вспоминается мне. Нет, не зря он привиделся мне во сне, давно я в нем не бывал. Сегодня надо обязательно съездить в село, проведать малышку Бади. Есть у меня там и дела по работе.

Прохожих на улицах было немного. Несколько трамваев прогромыхало вверх, в сторону проспекта, обратно же не видно ни одного. Но если меня никто не спрашивает, почему я собираюсь ехать вниз, сам-то себе я должен задать этот вопрос? У меня было желание не медля ни секунды отправиться прямо на автобусную станцию, хотя никого в редакции я не предупредил, что буду отсутствовать. Однако что, если меня вдруг хватятся, надумают поручить мне какой-нибудь непредвиденный репортаж? Нет, так не годится, без спросу отлучаться нельзя.

Я сел в первый же трамвай, идущий в сторону редакции. «Тьфу, будь ты неладен, опять он мне на хвост упал!» — недовольно пробормотал я, увидев в вагоне Дзепса. Будь двери трамвая открытыми, я бы, не задумываясь, спрыгнул. Теперь же я будто в ловушке оказался, ни вперед, ни назад двинуться не решался.

— Куда это ты в такую рань? — в тот же миг осведомился Дзепс.

Спрашивается, какое тебе дело! Ведь сам он живет прямо возле редакции, а едет Бог знает откуда, однако я ведь его ни о чем не спрашиваю, чего же он лезет со своими вопросами?!

— На работу, — без всякой охоты отвечаю я.

— В это время?

Ну, конечно, ему надо все знать до мелочей! Как-то посреди нота он стал настойчиво барабанить в дверь моего кабинета. Я и сейчас еще ругаю себя за то, что открыл ему дверь. Постучал бы немного и убрался восвояси!. И почему я тогда не отчитал его как следует? Впрочем, ничего хорошего я бы этим не добился. Он бы тут же донес на меня редактору, а там иди и оправдывайся. К тому же Дзепс намного старше меня, и это обстоятельство, конечно, сдерживает меня от грубости.

— У меня материал в номер идет, вот я и хочу закончить его до работы…

А что мне еще отвечать? Сказать правду — так Дзепс мне все равно не поверит. Да и вообще, кто он такой, чтобы отчитываться перед ним?!

Дзепс сошел на остановке в конце проспекта. Уф, я вздохнул с облегчением и только сейчас в полной мере смог ощутить чистоту и свежесть бодрящего утреннего воздуха.

Надо бы позавтракать, решил я и, сойдя у кафе, несколько раз оглянулся: не идет ли Дзепс следом? Ведь от него можно ждать чего угодно. Однако улица в этот ранний час была пуста в оба конца, и это прибавило мне настроения. На лице у меня даже улыбка появилась. Правда, Дзепса она никак не касалась. Вспомнилась мне история, приключившаяся с зарамагским попом. Акбе мне ее как-то рассказывал.

Так вот этот поп из горного Зарамага любил, говорят, слегка недоваренную картошку. Однажды поставил он на огонь чугунок с картошкой, а сам в церквушке принялся читать молебен. Во время службы обращается он тихонько к своей жене:

— Погляди за картошкой!..

Паства услышала эти слова и, решив, что они относятся к молитве, хором подхватила:

— Погляди за картошкой!

— Молчать! — рявкнул поп, и от его могучего баса по церкви закружилась пыль.

— Молчать! — вновь хором повторили молящиеся.

— Свиньи! — громыхал поп.

— Свиньи! — вторила паства.

— Тупицы!

— Тупицы!

— Безмозглые!

— Безмозглые!

— Несчастные люди!

— Несчастные люди!

В гневе поп готов был рвать на себе волосы. На время он умолк, потом вновь обратился к собравшимся:

— Придите в себя!

— Придите в себя! — вновь отозвался хор голосов.

— Ну и проклятье на меня Бог послал!

— Ну и проклятье на меня Бог послал!

Тут поп в отчаянии швырнул кадило прямо в толпу и бросился наутек.

Я часто подтруниваю над своей сестрой Дунетхан, а сам, кажется, стал брать с нее пример. Сестра вспоминает что-нибудь потешное, а потом сама же начинает покатываться со смеху. На глазах у нее даже слезы выступают. Вот и сейчас я едва сдерживаю смех, даже прикрываю ладонью рот, чтобы не прыснуть. Но тут двери кафе открываются, и на пороге появляется — кто бы вы думали? — Дзепс! В одно мгновение радость моя меркнет, словно меня окатили ушатом холодной воды.

«Кажется, сегодня эта ищейка от меня не отстанет!» — возмущаюсь я в глубине души.

— Что это ты так долго, никак, тебе здесь подковы прибивают! — говорит Дзепс, делая вид, что не замечает моей растерянности.

«У тебя что, без меня кусок в горло не лезет?!» — так и подмывает меня ответить ему, но я сдерживаюсь.

— В редакции тебя кто-то спрашивает, — продолжает Дзепс, приблизившись к моему столу.

— Кто спрашивает?

— Не знаю, кажется, твоя сестра. У тебя есть сестра?

— Целых две…

— Думаю, это как раз одна из них…


Еще от автора Музафер Созырикоевич Дзасохов
Осетинский долг

Повесть из книги «Белая малина».


Сердце брата

Повесть из книги «Белая малина».


Весенние звезды

Повесть из книги «Белая малина».


На берегу Уршдона

Повесть из книги «Белая малина».


Рекомендуем почитать
Две матери

Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.


Королевский краб

Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.


Скутаревский

Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.


Красная лошадь на зеленых холмах

Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.


Моя сто девяностая школа

Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.