Белая лилия, или История маленькой девочки, побывавшей в немецком плену - [10]

В вагон вскочило несколько солдат, которые прикладами стали выталкивать людей из вагона. Мама быстро перекинула через плечо связанные между собой чемодан и мешок, прижала к груди сына, а меня подтолкнула к дверям. Я кое-как сползла по ступенькам (рука сильно болела). Мама подала братика, а потом сама спрыгнула.

Солдаты с автоматами наперевес толчками в спину сгоняли выпрыгивающих из вагона людей с насыпи железной дороги в поле, где уже стояла большая толпа. Оттуда было видно, что рельсы перед паровозом и часть самого паровоза разворочены взрывом, позади последнего вагона рельсы тоже вздыблены, вдоль насыпи лежали убитые и раненые в полушубках. Немцы подходили к лежащим телам и, если кто-то шевелился, стреляли в голову.

Мама всхлипнула: «Господи, это же партизаны, они хотели спасти нас, но не смогли и сами погибли. Что будет с нами?» — и горько заплакала. Глядя на неё, заплакала и я. Стоявший поблизости солдат больно стукнул меня по голове. Я упала на мокрую землю, солдат поднял ногу, чтобы пнуть меня своим сапожищем, но мама успела меня поднять, и удар пришёлся по её ногам. Она вскрикнула и чуть не выронила сына. Толпа задвигалась, зашумела. Солдат вскинул автомат и дал очередь в воздух. В этот момент подъехала крытая машина, из которой выскочили немецкие солдаты c собаками, натренированными нападать на человека. Солдаты с криками «быстрее» построили всех в колонну и погнали по слякотной дороге в неизвестность.

Так мы шли три дня в сопровождении вооружённых солдат и злобных собак. Под ногами вязкая глина, постоянно сыпал мокрый снег. Иногда колонну останавливали, и мы садились передохнуть прямо в грязь. Доедали то, что ещё оставалось в узелках, делились последним с теми, у кого ничего не было. Немцев сопровождала полевая кухня, но они нас не кормили и отталкивали автоматами детей, которые пытались попросить у солдат еду. Однажды один из солдат так стукнул автоматом ребёнка, что тот упал замертво, а мать, кинувшуюся к нему, пристрелил на месте. Дети усвоили урок: больше никто не подходил к солдатам.

Наконец мы оказались на территории Польши. Нас поместили в какое-то большое сухое и тёплое помещение. Сутки никто к нам не заходил. Мы обсохли и выспались, но все были страшно голодны, особенно дети: они хныкали и просили хлебушка. И вот, двери открылись, нас выгнали на улицу. Это была огромная площадь перед вокзалом, за которым виднелись составы товарных вагонов. На площади стоял длинный стол, за которым сидели люди в белых халатах.

Всех прибывших солдаты выстроили в очередь, мы оказались в её хвосте. Возле столов началось какое-то волнение, крики, плач. Мама стала наблюдать, что происходит, и увидела, что у матерей отбирают маленьких детей. Солдаты отгоняли их к стоявшим невдалеке крытым автомашинам, а стариков и больных в другую сторону. Мама стала лихорадочно выбрасывать из чемодана и мешка вещи. Спрятавшись за спинами стоявших в очереди людей, она аккуратно положила девятимесячного сына в чемодан, а меня попросила сесть в мешок и сидеть тихо. Завязав мешок и закрыв чемодан, мама двинулась вместе с очередью. Перед столом она осторожно опустила с плеча мешок и чемодан на землю. Немец в белом халате приказал ей открыть рот, осмотрел зубы, затем сдёрнул платок, которым мама закрыла голову и почти всё лицо. Глянув на её лицо и увидев рассыпавшиеся по плечам густые волосы, немец восхищённо воскликнул: «О, какая красивая женщина!», шлёпнул её по попе и подтолкнул в сторону толпы пленных, стоявших около готового к отправке эшелона.

Мама схватила мешок и чемодан и втиснулась в середину толпы, снова натянув на голову платок до самых глаз. Многие женщины плакали и рассказывали, что у них отобрали детей и что с ними будет, они не знают. Несколько женщин пробрались вперёд толпы, чтобы посмотреть, где находятся дети. В этот момент солдаты стали загонять людей в вагоны. Женщины кинулись к детям, которых уже сажали в крытые автомашины. Но солдаты прикладами загнали их в вагоны.

Двери закрылись, и поезд тронулся. Мама втиснулась в дальний угол вагона, развязала мешок, где сидела я, вся съёжившись и дрожа от страха. Потом открыла чемодан и охнула: мой братик спокойно спал. Она нежно взяла его на руки и прижала к груди, ребёнок сразу проснулся и ручонками стал искать грудь: он был очень голоден. Мы все были голодны. У меня от голода кружилась голова, я села на мешок и прислонилась к стене. Мама дала сыну грудь, но, сколько не тискал он её, молоко не появлялось. Ребёнок больно укусил грудь, мама вскрикнула, а он заплакал. Рядом находящиеся женщины оглянулись и удивлённо спросили: «Как Вы смогли спасти детей?» Мама рассказала. Одна из женщин, увидев, как ребёнок пытается что-то извлечь из материнской груди, пошарила в своём узелке и протянула маме корочку хлеба и две морковки. Горячо поблагодарив, мама разжевала хлеб, завернула его в тряпочку и вложила тряпочку в рот сыну, тот жадно зачмокал губами и через несколько минут заснул. Две морковки мама вытерла руками, одну дала мне, вторую, поменьше, взяла себе. Я грызла морковку долго и тщательно, чтобы заглушить голод. Морковь кончилась, а голод продолжал мучить.