Белая кошка в темной комнате - [26]

Комендант окончил монолог и посмотрел на Ерофеева, проверяя, какое впечатление произвело его сообщение.

— Как Вас зовут? — спросил коменданта Ерофеев.

— Петром Ивановичем, а фамилия, значит, Коваль.

— Петр Иванович, тезка дорогой! — проникновенно произнес подполковник, при этом глаза его искренне потеплели. — Спасибо Вам за помощь! Только давайте мы еще кое-что уточним. Когда Вы видели оба ключа последний раз?

— Так, я говорю, значит, позавчера самолично дверь запер и ключ в шкафчик повесил. Часа в четыре вечера было.

— Значит, 21-го июля в 16.00, — поправился комендант.

— Шкафчик запирается?

— Нет, просто крючком замыкаю…

— В Вашем присутствии кто-то может взять ключ?

— Не-е, — с сомнением покачал головой Коваль, — шкафчик-то висит позади стола, у меня за спиной, я говорю… Уходя из кабинета, дверь запираю…

— Всегда-всегда?

Смущенно моргнув ресницами, комендант вздохнул:

— Я, значит, говорю, не всегда… Когда надолго — да. А на минутку — то и нет.

— Вспомните, Петр Иванович, вчера Вы оставляли дверь кабинета открытой? И, вообще, было ли что-то необычное в этот день?

Обхватив широкой ладонью подбородок, Коваль несколько минут напряженно смотрел в глубь себя, — обдумывая вопрос, затем сказал:

— Было вот что, значит… Где-то после обеда, я говорю, позвали меня из приемного покоя к городскому телефону. У меня-то только внутренний. По нему и позвала, значит баба Маня. Я говорю, пошел, конечно. Дверь не закрывал — тут же рядом: метров двадцать по коридору до вестибюля, значит, а там — через вестибюль направо еще метров десять — и приемный. Подошел, я говорю, взял трубку, а там мужик какой-то чушь несет. Я, значит, выяснять начал, что ему надо. Но так ничего и не понял, повесил трубку и вернулся, я говорю. Но в кабинете никого не было.

— А в коридоре, в вестибюле?

— Погодите-ка… В коридоре, значит, встретил работницу нашу из хирургии. Ритой ее зовут. Симпатичная, значит, молодуха. Вот, больше никого.

Услышав это, Ерофеев одобрительно крякнул.

— Еще раз, огромное спасибо, Петр Иванович, Вы нам очень помогли. Побудьте пару минут в коридоре, а потом мои коллеги запишут Ваши показания.

С чувством собственного достоинства комендант кивнул присутствующим и, не торопясь, степенно вышел из комнаты.

— Яшин, следователя прокуратуры вызвали? — потирая руки, спросил подполковник.

— Вызвали… Так ведь они как обычно… В выходной никогда не найдешь. Сегодня Мальцев дежурит. Полчаса назад дозвонились наконец. Обещал скоро быть.

— Бог с ним. Не будем ждать. Варухин и Яшин, осмотрите черный ход, потом Гоша официально запишет показания Котиной, Коваля и других. Белозеров пусть берет на себя остальной персонал. Широков — то же самое. А я поговорю с главврачом. Особое внимание обратите на связи Гвоздковой — есть же у нее здесь подруги. Мальцев приедет, пусть подключается, — распорядился Ерофеев. И, отозвав Станислава в сторону, уточнил:

— Свешников будет в управлении в 14.00. Зайдите ко мне с материалами, обсудим…

23 июля. Суббота. День

После полудня, когда опергруппа закончила работать в больнице, Широков ощущал себя совершенно разбитым. Голова разболелась не на шутку. Больше всего хотелось плюнуть на все и завалиться спать. Но обстановка требовала действий. Ерофеев, правда, взял на себя решение организационных вопросов. Он вместе с Ерохиным уехал в управление раньше: следовало срочно сравнить отпечатки пальцев, снятые ночью в квартире Гвоздковой с различных предметов, с теми, что обнаружились на шкафчике с ключами в кабинете коменданта. При положительном результате, это становилось какой-никакой, но все же уликой против Гвоздковой. Широков считал, что шанс есть, так как после Гвоздковой другие лица, исключая самого коменданта, шкафчиком не пользовались. Кроме того, надо было раздать размноженные фотографии Гвоздковой, взятые из личного дела в больнице, сотрудникам, поднятым ночью по тревоге и до настоящего времени перекрывавшим город. Помимо засады, оставленной по месту жительства Маргариты Сергеевны, необходимо было срочно проверить адреса выявленных трех подруг по работе и послать туда своих людей, на всякий случай. Да и мало ли еще дел приходится решать, когда в городе идет розыск опасного преступника!

Возвращаясь в управление на машине дежурной части, Широков обменивался впечатлениями с Мальцевым и Белозеровым. Их искренне заинтересовала вся история по мере того, как они глубже в нее вникали. Тем более, Широков в общих чертах поведал о предыдущих событиях и обстоятельствах.

— Маловато фактов против твоей Гвоздковой, — с сомнением заметил Мальцев, проведя рукой по ежику серебристо-седых волос, покрывавших его массивную округлую голову.

— Ну, почему мало? — не согласился Слава, — среднего роста коренастый шатен, с волевым загорелым лицом, будто созданным для типажа пропагандистских плакатов. — Кроме «пальчиков», есть показания медсестры из хирургии, видевшей мельком сквозь открытую дверь своего отделения женщину, похожую на Гвоздкову, когда та поднималась на третий этаж как раз около девяти вечера. Есть показания сменщицы Котиной — Серегиной, — работавшей вчера в отделении днем, что Гвоздкова подходила к ней и интересовалась состоянием здоровья Касьянова.