Белая кошка в темной комнате - [25]

— Как Вас зовут? — мягко спросил он, решив взять инициативу разговора на себя.

Женщина подняла наполненные тоской глаза и чуть слышно выговорила:

— Катя…

— Катюша, мы понимаем Ваше состояние сейчас, но мы Вас ни в чем не обвиняем и не подозреваем, поверьте, — и заметив, как женщина вздрогнула и подалась вперед, добавил: — Соберитесь с силами и постарайтесь по минутам вспомнить весь вчерашний вечер: что Вы делали, где были, кого видели?

Подавив рвущийся из груди вздох, Котина проговорила:

— Дежурство у меня начиналось в восемь вечера. Я, как обычно, пришла минут на пятнадцать-двадцать раньше, чтобы переодеться и принять смену. Сдававшая дежурство Серегина Тамара уже подготовила лекарства для выдачи больным перед сном. В начале девятого она ушла, а я пошла по палатам с лекарствами и одновременно проверить самочувствие больных. Потом вернулась к себе за столик…

— Уточните время, пожалуйста.

Чуть помедлив, Котина ответила, нервно теребя полу расстегнутого халата:

— К столу я вернулась в половине девятого. Я на часы посмотрела.

— А в триста шестую Вы заходили?

— Да. В палате были Тарасов и Касьянов. Ефим Петрович, по-моему, спал. По крайней мере, он лежал лицом к окну и никак не отреагировал на мой приход.

— Что же было потом? — вмешался Ерофеев с нетерпением.

— Потом… — Котина всхлипнула. — Потом я ушла пить чай…

— Не понял… Как это: ушли пить чай? — Ерофеев удивленно поднял брови.

Котина закрыла лицо руками и расплакалась окончательно.

— Где Вы пили чай и до какого времени? — жестко настаивал Ерофеев.

— В соседнем отделении. Это — на нашем этаже, через лестничную площадку… — давясь слезами, ответила Котина. — Я там была-то всего полчаса, до девяти…

Ерофеев раздраженно заходил по кабинету.

— Скажите, Катя, чаепитие, как я догадываюсь, обычный вечерний ритуал у дежурных медсестер? — спокойно осведомился Станислав, стараясь не давить на женщину.

— Да…

— Оно всегда происходит в одно и то же время? С половины девятого до девяти?

— Да…

— Кто об этом знает из работников больницы?

— Все, кто имеет отношение к работе отделений…

— Кто еще из медперсонала находился после 22.00 в Вашем отделении? Кто приходил? Кого Вы видели?

— Никого… Кабинет дежурного врача в вестибюле между отделениями.

— И врач, конечно, тоже пил с Вами чай?

Котина немного успокоилась и молча кивнула. Станислав решил не темнить и спросил напрямую:

— Вы знаете Гвоздкову Маргариту Сергеевну?

— Конечно, она работает в хирургии на втором этаже.

— Вчера Вы ее видели?

— Нет.

— Она знала о времени чаепитий в Вашем отделении?

— Наверное… У них ведь точно так же пьют чай.

Ерофеев и Широков понимающе переглянулись.

— Еще один вопрос, Катя. Практикуется ли в отделении производство уколов не только в процедурной, но и непосредственно в палатах, где лежат больные? И еще… Бывала ли Гвоздкова в отделении, как часто?

Котина удивленно посмотрела на Широкова. Казалось, до нее, наконец, дошло, что сотрудники милиции направленно интересуются Гвоздковой.

— Вы… думаете… — начала она, с ужасом переводя взгляд с Широкова на Ерофеева, — Вы думаете, что это — она?!

— Мы ничего пока не думаем, — отрезал подполковник. — Ответьте на заданный Вам вопрос.

— Боже мой… Да-да, конечно… Гвоздкова часто бывала у нас по работе: то за лекарством взаимообразно, то просто поболтать… А уколы мы, действительно, иногда делаем в палатах…

Она опустила голову и замолчала.

В этот момент в кабинет вошли Яшин с Ерохиным, а с ними — пожилой полный мужчина в синем халате.

— Это комендант здания, — представил мужчину Гоша. — Послушайте-ка, что он рассказывает.

И следователь ободряюще кивнул несколько смущенному коменданту. Тот окинул взглядом из-под седых бровей присутствующих и, убедившись, что он в центре внимания, кашлянул и сообщил басом:

— Я, вообще-то, сегодня выходной. Но пришлось выйти на службу: на девять часов договорился с водопроводчиками посмотреть задвижку в подвале. Вот, значит… Пришел, я говорю, в восемь часов. Ну, думаю, пока их нет, схожу в подвал, подготовлю там… Пошел, значит. Спускаюсь, я говорю, по нашей главной лестнице. А у нас так: лестница доходит до первого этажа и еще малость ниже продолжается на один марш. Там вправо коридорчик и две дверки, значит. Вот, я говорю, прошел в тот коридорчик. Правая, дверь, значит, в подвал будет, а левая — навроде черного хода. Я ей пользуюсь для, значит, всяких хозяйственных надобностей.

— Извините, — прервал коменданта Ерофеев, несколько заинтригованный необычной манерой рассказчика. — Катя, пожалуйста, посидите в коридоре, мы Вас потом пригласим.

Подождав пока женщина выйдет, подполковник кивнул мужчине, в котором Широков не без основания начал подозревать отставного вояку.

— Так я продолжаю, значит. Ну вот. Только хотел отпереть дверь в подвал, слышу за спиной скрип. Глянул — непорядок: дверь-то на улицу отперта и на сквозняке болтается. Думаю, значит, как же так? Позавчера самолично, я говорю, запирал. Вчера ее не трогал, ключи только у меня, а дверь отперта. Вернулся к себе в каморку, значит. Гляжу, а в шкафчике, где у меня все ключи висят, одного ключа от черного хода, значит, нет, я говорю. Бывало-то два, а теперь — один. Матюгнулся я, в сердцах конечно, кто ж его взял без спросу? Взял оставшийся, я говорю, и пошел дверь запирать. Потом назад в раздумьях возвращаюсь. А тут подходит ко мне, значит, бабка Маня — она у приемного отделения, я говорю, на вахте сидит — и эту историю про покойника, значит, рассказывает. Ну я подумал и к главврачу, значит, пошел. А он уж к вам отправил, я говорю…