«Белая чайка», или «Красный скорпион» - [95]

В пассаже был всего один человек, который зацепил проволокой подготовленную со вчерашнего дня петлю на окне. Он дождался охранника, чтобы одной фразой исполнить три роли. Когда охранник приблизился, Дан, изобразив испуг, крикнул: «Беги и скажи, чтоб он прыгал!»

Эта гениальная фраза кому угодно доказывает, что в пассаже было три человека: один на стреме, другой на связи, третий чистил сейф. Потом началась свалка, охранника сбили с ног, а нападавший подбежал к окну со свисавшей проволокой. Когда охранник поднялся, нападавший дернул, за проволоку, чтобы окна распахнулись, сорвал с решетки петлю, изображая в то же время, будто валится на землю после прыжка. На этом все закончилось. Идеальное ограбление совершилось. У исполнителя — алиби, подтвержденное тысячью свидетелей, а в ограблении участвовало трое… «Красный скорпион» передан по назначению, вознаграждение получено, но конфликт только назревал…

Это видно из записок Владимира Энеску, но источник там указан иной. Один из трех не выдержал новой ситуации, столкновения с этикой, обществом и своей совестью. Он вздумал отмежеваться от сообщников и тем самым стал для них угрозой. Автор же всего замысла не желал рисковать. И решил вместе с другим устранить отступника — вот вам инсценировка возле «Белой чайки». Раду Стоян исполнил для автора три приглашения на свидание. Ему было сказано, что согласие получено на семь часов, и в семь часов Раду Стоян оказался у яхты. Там его поджидал один из убийц в костюме аквалангиста. Костюм никто не крал, он просто был припрятан в камнях на берегу, как и предусматривалось планом. Нападение на Раду оказалось более трудным делом, чем предполагали убийцы. Из несчастного случая на воде оно превратилось в зверскую расправу.

Спасатель спокойно ждал своего сообщника возле яхты, согласно плану, который он осуществлял, ни о чем не задумываясь и не подозревая, что на самом деле ждет свою смерть. Но «мозг» всей операции уже предрешил судьбу Дана одновременно с судьбой Раду Стояна. В долю секунды, пока они находились под прикрытием яхты, автор плана молниеносно превратил атлета в труп с помощью тонкого заостренного штыря, взятого из набора инструментов к мотоциклу, потом стащил с него подводный костюм, чтобы не припутывать его к смерти Раду Стояна. Никто не должен был знать, что Дан Ионеску находился возле «Белой чайки». С парохода видели убийство как раз в момент его совершения, но приняли за попытки спасателя найти тело Раду Стояна.

Таким образом, между шестью и семью часами у «Белой чайки» было совершено два убийства, и теперь понятно, почему в записке, найденной в комнате Дана Ионеску, не уточнялось место казни. Если бы Ион Роман не рассказал нам про заплыв мячика в Теплой бухте, мы бы никогда не разгадали загадку этого места: любой предмет, попадающий в гряду бурунов, течением уносится в один из омутов. В эту минуту нам внезапно открылась личность убийцы. Слишком много данных: неточность места в записке, адресованной Дану Ионеску, его способности ныряльщика и пловца, делавшие его потенциальным убийцей Раду Стояна, возможность встречи Пауля Сорана и Дана Ионеску возле яхты.

Убийца не мог знать, в каком направлении, в какой из омутов течение унесет труп его сообщника, и поэтому сообщил место встречи в записке весьма невнятно, в сущности, адресуя его только нам. Время было идеальным, место подходящим: один из омутов. Все это обеспечивало превосходное алиби. В самом деле? Кто бы мог заподозрить в нем, ни на секунду не появлявшемся в течение дня ни у одного из омутов, убийцу Дана Ионеску? Его единственное перемещение, причем на глазах у надежных свидетелей, — это четверть часа, посвященные спасанию Раду Стояна.

Всего одно перемещение за все время, и то, чтобы спасти, а не убить — вот его алиби… У «Белой чайки» Пауль Соран избавился от всякой опасности, всякой угрозы — сообщники уже не заговорят, так он считал. Оставалось лишь в последний раз доказать свою виртуозность, чтобы перейти в число жертв: организовать собственное убийство. Поэтому он и назначил сам себе встречу у колодца. Потом бросил один из ножей, запачкав его своей кровью, в кустарник, возле отеля, чтобы доказать невозможность саморанения. Легко ли было ранить самого себя, потом отнести нож к отелю и попутно позаботиться о том, чтобы привлечь к месту преступления своего спасителя, одевшись в белое и вызвав его подозрения еще в комнате, в разговоре с ним? И все же у колодца Пауль Соран исполнил более легкую роль по сравнению с тем, что пришлось делать Дану Ионеску в Бухаресте, — двойную, а не тройную роль. Он сам нанес себе рану, отчего рана и выглядела необычно. Ведь он взял в руку нож для удара, как нормально сделал бы это любой другой человек, но при этом положение его руки изменилось и рана получилась странной, как бы нанесенной новичком, который не умеет пользоваться ножом как оружием. Этот нож он бросил в колодец!

Теперь легко понять и объяснить выбор места встречи. Лишь для симуляции покушения, в расчете надежно запрятать использованное оружие, можно было выбрать подобное место встречи. А другое оружие, в кустах, оповещало о нападении и отводило от симулянта подозрения. Тройная мера предосторожности, рожденная безудержной фантазией… Одно только он не продумал и не учел — случайности. Бросившись на землю, Пауль Соран ударился о край колодца или о камень, и тут разразился дождь. Если бы Владимир Энеску не пошел за ним следом, само ранение в глазах всех превратилось бы даже не в самоубийство, а в поистине безупречное и не поддающееся раскрытию убийство, потому что оружие предстояло найти возле отеля и никому и в голову бы не пришло искать его в другом месте. Так он невольно стал бы исполнителем единственного, идеального с точки зрения техники убийства, когда-либо совершавшегося людьми…