Белая акула - [33]

– Мне нужно было раньше приехать к тебе. – Макс хотел продолжить, заколебался, собрался с духом и спросил: – У тебя трудности с деньгами, да? Можешь даже потерять остров?

– Только не в шесть утра, – улыбнулся Чейс. – В шесть часов утра невозможно беспокоиться о деньгах.

Они вышли к стоянке, и Чейс, опираясь о стену клубного домика, размял икры и бедра, а Макс расстегнул рюкзак и высыпал на тротуар свою амуницию.

В первые дни после приезда Макса Саймон продолжал бегать один, автоматически просыпаясь, как всегда, в пять или в пять тридцать и делая по острову шесть кругов, то есть что-то около двух миль. Он принимал душ, брился, одевался, ел и уже сидел за письменным столом или был занят в лаборатории, когда Макс – в восемь или девять утра – поднимался с постели, хмурый и необщительный до тех пор, пока госпожа Бикслер не насыщала его углеводами и белками.

Вечером накануне Макс без всякого очевидного повода спросил, не может ли он утром присоединиться к отцу.

– Конечно, – ответил Чейс. – А что случилось?

– Я не хочу ничего упустить.

– Что тут упускать? Ты просто бежишь, пыхтишь и отдуваешься.

– А потом отлично себя чувствуешь, да?

– В хорошие дни – да. Получаешь бета-эндорфины и прекрасно себя чувствуешь.

– Тогда я хочу с тобой, – сказал Макс. Чейс не стал отговаривать мальчика; он вдруг понял с невыразимым счастьем, о чем на самом деле говорит Макс: у него есть месяц, чтобы побыть с отцом, и, возможно, не сознавая того, он хочет многое узнать, найти ответы и решить загадки о самом себе. Тридцать дней, чтобы наверстать восемь лет. Как археолог, откапывающий ключи к жизни ушедших народов, Макс решил соскрести многолетние наслоения и выяснить, кто он и откуда такой взялся.

Единственная загвоздка состояла в том, что Макс не хотел именно бегать, а хотел кататься на роликовых коньках, поскольку тренер по хоккею считал это лучшим способом улучшить технику катания – тогда Макс смог бы в будущую зиму попробовать выступать за школьную хоккейную команду. Значит, им нужно было отправляться в город – на острове Оспри не было асфальтированных дорожек и, соответственно, отрезка длиной больше пяти футов для катания на роликах.

Чейс подумал, не нажать ли на Макса, чтобы тот бегал с ним по острову: расходовать бензин на поиски асфальтированной поверхности вместо бега по живой траве и скалам казалось чем-то вроде морального разложения. Но, мысленно сформулировав свое предложение, он почувствовал, что его слова прозвучат не лучше благочестивого нытья.

В результате на восходе они взяли «Уэйлер» и отправились в Уотерборо.

Когда они летели по воде, Чейс ощутил неясное беспокойство. Что-то было нехорошо... Пропало или не на месте... Просто неправильно. Он не понимал – что, но ощущение осталось, зацепилось где-то в мозгу.

Буй. Вот в чем дело. Тот, который они с Длинным выставили накануне, чтобы отметить местонахождение датчика. Они намеревались вернуться и поднять его, но для ремонта компрессора требовалось доставить деталь из Нью-Лондона, и у них до сих пор не было воздуха. Они занялись другими делами – в конце концов, датчик никуда не уйдет.

Но где же буй? Чейс должен был бы заметить его на подходе к мысу Напатри, но не заметил, а теперь они миновали мыс, и оглянувшегося на восток Чейса ослепили лучи восходящего солнца.

Он перестал об этом думать. Буй наверняка остался там, найдется на обратном пути.

* * *

Чейс кончил разминаться и изображал занятость; затягивая двойные узлы на кроссовках и приседая, он смотрел, как Макс надевает свою сложную экипировку: щитки на локтях и на коленях, каску и наконец высокие шнурованные ботинки на желтых резиновых колесиках. Мальчик выглядел как робот из второсортных боевиков.

– Это все безопасно, да? – спросил Чейс.

– Конечно.

– А щитки зачем?

– Ну... Иногда трудновато остановиться.

– Ты, значит, как неуправляемый поезд, – усмехнулся Чейс. – Хорошо, самоубийца, вперед.

– Куда?

– Ты еще не видел городок, – Чейс показал направление. – Сделаем круг: по Бич-стрит до мыса, сюда вернемся по Оук-стрит. Это побольше мили. Если ты еще не свалишься, можем смотаться до шоссе номер один и назад.

– О'кей.

Макс выпрямился, стоя на траве, шатающийся, как новорожденный жеребенок, и доковылял до асфальта. На первом шаге по твердой поверхности нога скользнула, мальчик качнулся, судорожно замахал руками, приседая и изгибаясь, но удержал равновесие. Неуверенно улыбнувшись, Макс признался:

– Малость заржавел.

– И это спорт? – воскликнул Чейс с деланным испугом. – Бог мой, может, после завтрака нам стоит сыграть партию-другую в «русскую рулетку».

– Ты лучше посмотри, – ответил Макс, наклонился вперед, оттолкнулся ногой, сделал пару длинных, накатывающих шагов, раскинул руки и, на глазах у изумленного Чейса, описал широкий изящный круг по автостоянке. Затем победно ткнул вверх кулаком и выкатился на трассу, ведущую в город.

Чейс хотел предупредить о движении на дорогах, о пешеходах – о всех тех опасностях, которыми грозит слишком быстрое взросление, – но воздержался. Просто несколько раз глубоко вдохнул и побежал.

Поднимаясь на пологий холм перед городом, Саймон ощутил аромат булочек с корицей и поджариваемой грудинки, доносившийся из двух ресторанов на Бич-стрит, где кормили рабочих утренних смен компании «Электрик боут».