Беларуский Донбасс - [81]

То есть ты хочешь сказать, с попытки собрать людей на Майдан до сегодняшнего дня…

(Перебивает.) …Никаких контактов со стороны силовых структур. Я знаю, что вызывали (на беседы и допросы в органы. — К. А.) моих коллег по независимому профсоюзу по другим вопросам, но там никогда не спрашивали про гуммаршрут. Даже когда пограничники останавливали нас с грузом гуманитарки, я отвечал, мол, это мои личные вещи. И они не знали, что с нами делать, никакой ориентировки сверху на нас не поступало.

Ты списываешь это просто на везение?

Я прекрасно понимаю, как выстраивать связи так, чтобы мне нельзя было что-то предъявить относительно снабжения войск. Мы ведь правда этим не занимаемся. В публичном пространстве мы всегда подчеркивали: наша сфера интереса — медики и гражданское население. Думаю, именно полная прозрачность и гласность дали безопасность. Нет, я уверен, что властями все внимательно отслеживается и отсматривается. Но ведь и власть в «украинском вопросе» не монолитна. Есть те, кто с началом войны занял сторону Украины, хотя их меньшинство[100].

Тебе лично часто приходилось бывать на фронте?

Точно больше десятка командировок с 2015 года. Моя отдельная правозащитная активность, вне гуммаршрута — поездки в мониторинговые миссией с украинской волонтерской организацией «Восток SOS». Дело в том, что все международные наблюдатели — ООН, ОБСЕ — выполняют строгий протокол безопасности, который запрещает работать вечером и ночью. Но ведь на Донбассе как раз в темное время суток самые обстрелы! С «Востоком SOS» мы поступали иначе: заезжали в населенный пункт, который подвергается обстрелам, и оставались там на ночь, чтобы зафиксировать точное время обстрела, характер повреждений, направление снарядов.

Это огромный риск. Ты можешь вспомнить самый опасный момент в таких командировках?

Было пару таких историй. Первая случилась еще до гуммаршрута, зимой 2015-го. В Песках оставалось много медикаментов — их завезли на передовую волонтеры, но ребятам столько не требовалось. Чтобы лекарства не пропали, военные попросили отвезти их в госпитали. Поехали мы на джипе «Правого сектора»… Тут такой вопрос моей эволюции как волонтера. Тогда я в последний раз воспользовался на фронте не гражданским транспортом, просто ситуация сложилась безвыходная. Водитель остановился поменять колесо, и мы поняли, где находимся. На улице Стратонавтов, которая выходит прямо на донецкие «башни-близнецы», а там — и минометы, и снайперы… В воздухе стояла звенящая тишина. Было предчувствие, что вот-вот начнут крыть минами, но обошлось. Эту замену колеса я никогда не забуду.

Второй случай произошел, когда мы с мониторинговой миссией заехали в поселок Золотое-4. Это такая агломерация поселков в Луганской области. Золотое-5 уже было неподконтрольное Украине. Золотое-4 в ложбинке, а позиции ВСУ находились на ближайшей высоте, и все недолеты, все перелеты с обеих сторон падали прямо в поселок. И линия фронта проходила фактически через жилой квартал. Мы жили в доме у семьи с годовалым ребенком. В 2014 году они выехали в Киев, потратили там все свои сбережения на жилье, но не нашли работу. Потом поехали в оккупированный Крым на сезонные работы, яблоки какие-то собирали, заработали немного. Но в итоге вернулись в Золотое-4 — у них там хороший крепкий дом с подворьем, гуси, ульи, с этого можно жить. Другое дело — как вообще жить?.. Вечером начался бой и выехать оттуда мы уже никак не могли. Там я впервые услышал звук рикошетящей пули — раньше я его только в кино слышал. Было ощущение нереальности, киношности происходящего. Я понял, что ночь обещает быть непростой, и пошел за угол дома позвонить Жене.

(Женя вступает в разговор.) …А я лежала в больнице на плановой операции, ничего серьезного. Вдруг, вижу — звонок из роуминга от Андрея. Ладно, думаю, поговорю. Он стал рассказывать, какая погода хорошая, какие он сливы вкусные ест сейчас, а я слышу в трубке звук «ты-ды-ды-ды-ды». Спрашиваю: «Не мог бы ты зайти в безопасное место?» А он отвечает: «Так я в безопасном, за дом зашел». Через пару лет Андрей признался, что звонил прощаться.

(Андрей) Не знаю, как мы ту ночь пережили, но она была для меня знаковой…

«Виноваты те, кто взял в руки оружие»

Пророссийская волонтерская группа «Фонд помощи Новороссии. Беларусь» (ФПН) стала известна не столько благодаря собственной деятельности, сколько из-за материала волонтерского сообщества InformNapalm от 29 апреля 2016 года. InformNapalm обвинил «Фонд помощи Новороссии» в том, что они снабжают амуницией, спецснаряжением и медикаментами некоторые подразделения боевиков на Донбассе. Причем поставки осуществляются через неподконтрольную официальному Киеву часть украинско-российской границы, перемещение через которую само по себе является нарушением законодательства Украины. Кроме того, ФПН якобы организовал канал переброски боевиков в Беларусь[101]. Руководителями фонда называли беларуских граждан — Александра Бозюкова и Павла Ольшевского. Однако материал InformNapalm давал искаженно-преувеличенное представление о деятельности беларуского ФПН. Действительность была гораздо прозаичнее.