Бегущий во тьме - [2]

Оставшийся час я просидел на вокзале. Дышал сравнительно свежим воздухом — органически не переношу толкотни, а многие почему-то прутся именно в зал ожидания. Зачем?.. Поезд, как водится, опоздал. Спасибо хоть ненадолго, всего на десять минут. Я показал проводнице билет, взобрался в тамбур, протолкался по узкому коридорчику, глядя на двери купе. Ага… Открыв двери, я ощутил некоторое сожаление — на двух нижних полках сидело трое мужиков. Видимо, все втроём едут в командировку — и, как водится, празднуют пусть и кратковременное но всё же освобождение от тягот семейной жизни. На столике стояло две бутылки: полная и наполовину пустая. И три пластмассовых стаканчика. Оставшееся место было заставлено банками с салатом, огурцами, квашеной капустой, кабачками и баклажановой икрой. На газете лежали куски хлеба и варёные яйца. Типичный дорожный набор.

— Здорово, мужики, — я закрыл за собой дверь. — Принимайте соседа.

— Здорово, здорово, не стой, — во внезапно появившийся четвёртый стакан щедро полилась водка.

Наливал сидящий на нижней полке у окна, держа в одной руке надкушенный огурец. Скосив глаза вниз, я увидел у его ноги пустую бутылку с такой же этикеткой, как и стоящие на столе. Нормальные мужики. Другой бы и от такой символической дозы целоваться полез.

С двух сторон ко мне протянулись три руки: — Игорь, — назвал я своё имя. В освободившуюся руку мне тут же сунули стакан. «Нормальные мужики», — подумал я вторично, ставя пустой стакан на столик. Не керосин пьют.

Двое, Сергей, добродушного вида толстяк, и Дима, тот самый, который наливал мне, стали расспрашивать кто я да куда и откуда. Вообще я не особо люблю такие вот расспросы и часто обхожусь несколькими общими фразами, но с этими людьми почему-то хотелось говорить. Я объяснил, что сам из Донецка, что еду в Киев к знакомому. Они покивали и захрустели огурцами. Третий, Костя, внушительных размеров детина, всё больше молчал, только иногда вставляя пару слов. Из разговора я понял, что эти трое старые друзья и едут они на какой-то кон. Что такое кон мне они честно пытались объяснить, но в конце концов я махнул рукой, уяснив лишь, что это какая-то большая сходка.

Мы довольно быстро опустошили стоявшие на столе бутылки, но принятый внутрь напиток, казалось, там же превращался в воду. Действие его выразилось лишь в повысившейся разговорчивости. Ни в голове, ни в теле не было ни тяжести, ни ненормальной лёгкости. В общем, выпили мы ещё одну, — когда Костя доставал бутылку из своей сумки, я услышал красноречивое звякание. Но это было последнее. Ни еда, ни питьё в желудок уже не лезли, так что я решил лечь спать и попросил своих попутчиков разбудить меня в Киеве, если сам не проснусь. Уснул я быстро и легко…

II

Я вообще в поездах не сплю, так что даже принятая доза алкоголя не помогла мне спокойно проспать всю ночь. Я просыпался пару раз, смотрел на часы и снова погружался в неспокойную дрёму. Мои попутчики улеглись много позже меня и ещё долго вели малопонятные мне разговоры, но около часа ночи позасыпали и они. Третий раз я проснулся в двадцать мять минут седьмого — и сон моментально слетел с меня. Я в упор не помнил, во сколько поезд приезжает в Киев. Помню, что-то около семи… или восьми… Я потряс головой, посмотрел в окно — и обомлел. Как я только не заметил сразу, что в купе совершенно темно?.. За окном колыхалась ночь, чёрная, непроглядная, будто кусок бархата, которым закрыли окно. Я ещё раз посмотрел на часы, даже чуть не приложил их к уху — старая привычка, раньше-то я носил механические, это теперь перешёл на электронные. Две точечки исправно мигали между цифрами, обозначающими часы и минуты. 06:14. Но, чёрт подери, в это время уже должно всходить Солнце! Я свесился с полки, растолкал спящего внизу Костю. Он открыл один глаз и мне пришлось подождать несколько секунд, пока из его взгляда ушла пустота.

— Сколько времени? — спросил я тихо.

Костя пошарил левой рукой по столу, взял свои часы.

— Полвосьмого.

«Ну да, в России же на час вперёд…» Он собрался было повернуться к стене и снова заснуть, но я не дал.

— Может, у вас в России это и нормально, а у нас в это время на улице уже день. Тем более, часы позавчера перевели, — сообщил я уже нормальным голосом.

— Ой, ё… — выдохнул Костя и вылез из-под издевательского дорожного одеяла. Он посмотрел в окно, покрутил головой и озадаченно почесал затылок.

— Там вообще звёзды, — сообщил он растерянно. — И луна…

Мы почти синхронно посмотрели на часы — в очередной раз. Какого чёрта? Комичность и неправдовдобность ситуации пытались свести всё на шутливый лад — мол, часы, там, не перевели или ещё что. Но я-то отлично знал, что часы мои идут правильно!

— Вы чего это? — от наших голосов проснулись остальные.

Сергей поднёс к глазам руку с часами:

— Времени ж только…

— Во-во, — сказал я. — Никогда у нас в это время так темно не бывает.

За окном ничего не изменилось, там стояла такая же непробиваемая чернота, как и пятнадцать минут назад. А я только сейчас понял, что купе залито слабым, очень слабым синеватым цветом.

Я натянул штаны, футболку и вышел в коридор. Во-первых, не мешало бы наведаться в одиночную кабинку, а во-вторых — посмотреть, как отреагируют на происходящее пассажиры. Возле окон стояло несколько человек. У них у всех были совершенно ошеломлённые и даже испуганные лица. Я попытался вглядеться в темноту за окном, увидеть хотя бы столбы, опоры ЛЭП, но взгляд напоролся на стену из чёрного камня. В туалете мне удалось придти в себя. Я прислонился лбом к холодной стенке и так стоял минут десять, забыв о цели своего визита. Внутренний голос говорил, что ничего страшного не случилось, и рассудок повторял то же самое, но внутренний голос говорил: