Бегущая за луной - [5]

— Я не помню. Я тоже была пьяна.

— Ты никогда не напиваешься, — сказал он.

— Ты недостаточно хорошо меня знаешь, чтобы делать такие заявления, — она была очень довольна, что произнесла это. Ее не было в городе восемнадцать лет. «Смотри, как я изменилась. Я стала лучше», — вот что ей хотелось сказать.

— Да, согласен. Но я знаю Стеллу. Она никогда не врет, даже спьяну. С чего бы она стала мне говорить, что ты печешь торты из-за меня, если бы ты сама ей этого не сказала?

— Я пеку торты. Все знают, как ты любишь сладкое. Наверное, у нее в голове все перемешалось. — Джулия пошла в кладовку за коробкой для торта и задержалась там дольше, чем нужно, надеясь, что Савьер устанет ждать и уйдет восвояси.

— Ты берешь торт с собой? — спросил он, когда она вышла. Он не сдвинулся с места. Среди всей безумной кухонной суеты — официантки входили и выходили, повара сновали туда-сюда, рубили мясо, отбивали его деревянными молотками — он стоял совершенно спокойно. Джулия отвернулась. Долго смотреть на Савьера — все равно что смотреть на солнце. Его образ отпечатывается на сетчатке. Его видишь, даже если закроешь глаза.

— Отнесу его внучке Ванса Шелби. Она приехала вчера вечером.

Савьер рассмеялся.

— Ты испекла для кого-то приветственный торт?

Джулия не уловила иронии, пока он не сказал:

— Извини. Не знаю, что на меня нашло.

Он наблюдал за тем, как она упаковывает торт в картонную коробку.

— Тебе идет этот цвет, — сказал он, прикоснувшись к длинному рукаву ее белой рубашки.

Она тут же отдернула руку. Все те полтора года, что Джулия уже прожила в Меллаби, ей как-то удавалось избегать общества этого человека… а потом на нее вдруг находит затмение, и она говорит Стелле именно то, что притянет Савьера к ней с силой не меньшей, чем сила всемирного тяготения. Он искал этот повод с того самого дня, как она приехала в город. Он хотел быть ближе к ней. Она это знала и злилась. Как он может хотя бы задумываться о продолжении того, на чем они остановились когда-то давным-давно, — после всего, что случилось?

Она протянула руку и закрыла окно над своим столом — как делала всегда перед уходом, и иногда это нехитрое действо отзывалось печалью в сердце. Еще один день, еще один зов, оставшийся без ответа. Джулия подхватила коробку с тортом и вышла из кухни в обеденный зал, больше ни слова не сказав Савьеру.

Обстановка в «Барбекю Джея» была очень простой, как в большинстве настоящих барбекю-ресторанов на Юге: линолеум на полу, пластиковые скатерти на столах, крепкие деревянные перегородки. Дань традиции. Когда ресторан перешел к Джулии, она поснимала со стен все старые афиши и другие памятные сувениры с автогонок, которые развешивал папа, но это вызвало такой ярый протест, что все пришлось вернуть обратно.

Она поставила коробку с тортом на барную стойку и взяла доску, на которой каждое утро писала мелом названия сегодняшней сладкой выпечки: традиционные для южной кухни торт «Красный бархат» и персиковый кекс, плюс миндальные пирожные с медом и зеленым чаем и клюквенные пончики. Джулия знала, что знакомые кушанья продаются гораздо лучше. К новым блюдам люди относятся настороженно. Почти год ушел у нее на то, чтобы завсегдатаи оценили ее кулинарное мастерство на привычных десертах настолько, что стали уже без опаски пробовать любые ее пирожные и торты.

Когда она ставила доску обратно на стойку, в обеденный зал вышел Савьер.

— Я сказал Стелле, что сегодня приду в гости с пиццей. Ты будешь дома?

— Я всегда дома. Почему бы вам уже не переспать и не покончить со всем этим делом? — Савьер обхаживал Стеллу с тех самых пор, как Джулия вновь поселилась в Мэллаби. Каждый четверг он являлся к ней с пиццей и сидел допоздна. Стелла клялась и божилась, что между ними ничего нет, а Джулия лишь поражалась ее наивности.

Савьер придвинулся ближе.

— Мы уже переспали, — шепнул он ей на ухо. — Три года назад, сразу после ее развода. И прежде чем кто-то меня обвинит в неразборчивости, спешу заметить, что в последнее время я взял в привычку никогда не раскаиваться в том, что делаю.

Она одарила его убийственным взглядом, но он уже отвернулся и направился к выходу. Его небрежное, почти легкомысленное признание застало ее врасплох. Ее словно обдало терпким колючим холодом, как это бывает, когда в первый раз пробуешь лайм.

Она не винила его за то, что он повел себя как испуганный подросток, узнав о ее беременности после их единственной ночи на футбольном поле за школой — давным-давно. Она тоже была испуганным подростком. И они приняли то единственное решение, которое тогда были способны принять. К добру ли, к худу ли. Теперь все равно ничего не изменишь.

Но ее возмутила та легкость, с какой он шел по жизни. Для него это была просто одна ночь. Одна достойная сожаления ночь с девчонкой, которую все считали придурочной и убогой, и с которой он сам не перемолвился и парой слов в школе. С девчонкой, влюбленной в него до безумия.

О господи. Нет, во второй раз она так не влипнет. Ни за что в жизни.

Осталось всего полгода. Полгода строгой экономии — и она благополучно уедет из этого мрачного места и никогда больше не вспомнит Савьера.