Бегуны - [97]
Офис у него маленький, всего одна комната, которую он снимает за гроши на пятом этаже облупившегося офисного здания. Рядом — агентство недвижимости, чуть дальше — тату-салон. Стол и компьютер. На полу лежат посылки с книгами. На подоконнике — электрический чайник и банка кофе.
Куницкий включает компьютер и ждет, пока машина очнется. Закуривает первую сигарету. Просматривает фотографии еще раз, однако теперь разглядывает каждую долго и внимательно, пока не доходит до тех, последних: разбросанное на столе содержимое ее сумки и билет с надписью: «Kairos», да, он даже запомнил это слово: κάίρός. Разумеется, вот ключ ко всему.
Наконец-то он нашел то, чего не заметил прежде. Куницкий снова закуривает, от волнения. Рассматривает таинственное слово, теперь оно станет его проводником, он пустит его по ветру, словно воздушный змей, и пойдет следом. — «Кайрос, — читает Куницкий. — Кайрос, — повторяет он, не совсем уверенный, что правильно произносит это слово. — Наверное, по-гречески, — думает он радостно. — Ага, по-гречески…» — и бросается к книжным полкам, но греческого словаря у него нет, только «Полезные латинские пословицы», на самом деле ни разу не пригодившиеся. Теперь он знает, что напал на след. И не может остановиться. Раскладывает фотографии вещей, найденных в ее сумке, хорошо, что он тогда их снял. Раскладывает ровными рядами, словно пасьянс. Закуривает еще одну сигарету и ходит вокруг стола точно детектив. Останавливается, затягивается, рассматривает снимок с помадой и карандашом.
И вдруг чувствует: смотреть можно по-разному. Одни люди видят просто предметы, полезные вещи, достойные и конкретные, сразу понятно, как ими пользоваться, чему они служат. А можно смотреть панорамно, в целом, тогда замечаешь связи между вещами, сеть взаимных отражений. Предметы перестают быть предметами, их назначение перестает быть существенно, это лишь видимость. Вещи превращаются в знаки, указывают на то, что отсутствует на фотографии, отсылают за рамки снимка. Нужно хорошенько сосредоточиться, чтобы выдержать этот взгляд, эту, по сути, милость, дар божий. Сердце у Куницкого колотится все сильнее. Красная ручка с надписью «Септолете» глубоко врастает в темный непостижимый смысл.
Это место ему знакомо, в последний раз он был здесь сразу после наводнения, когда вода уже почти сошла. Библиотека, почтенный «Оссолинеум»[136], стоит на берегу реки, обратив к ней свой лик, — это была ошибка: книги следует хранить на холмах.
Куницкий помнит эту картину: показалось солнце, вода спала. После наводнения осталось много ила и грязи, но кое-где уже убрали, и теперь библиотекари выкладывали на эти пятачки книги для просушки. Ставили полуоткрытыми прямо на пол — сотни, тысячи томов. В таком неестественном положении те напоминали живых существ — полуптиц-полуактиний. Руки в тонких латексных перчатках терпеливо разъединяли мокрые страницы, чтобы высушить отдельные фразы и слова. К сожалению, страницы увяли, потемнели от ила и воды, сморщились. Люди осторожно бродили между ними, женщины в белых халатах, словно в больнице, поворачивали фолианты к солнцу: пускай и оно почитает. На самом деле это была жуткая картина, какой-то поединок стихий… Куницкий стоял и смотрел ужасаясь, а потом, по примеру кого-то из посетителей, взволнованно принялся помогать.
Сегодня в этой библиотеке в центре города, прекрасно отремонтированной после наводнения, упрятанной в корпуса, стоящие вокруг двора-колодца, он чувствует себя неловко. Войдя в большой просторный читальный зал, он видит ровные ряды столиков, расставленных на корректном расстоянии друг от друга. Почти за каждым — склоненная, сгорбленная спина. Дерево над могилой. Кладбище.
Книги на полках демонстрируют людям только корешки: все равно как если бы людей, думает Куницкий, можно было увидеть только в профиль. Книги не манят цветными обложками, не хвастаются бандеролями, каждая фраза на которых начинается со слова «самый», нет, они дисциплинированно, словно солдаты, показывают только свои знаки различия: название и автор, ничего больше.
Вместо буклетов, плакатов и рекламных брошюрок — каталоги. Эгалитарность маленьких, втиснутых в ящики карточек вызывает уважение. Минимум информации, номера, короткая опись, никакого бахвальства.
Он никогда здесь не был. Во время учебы пользовался только современной университетской библиотекой. Подавал библиотекарше листок с названием книги и фамилией автора и через пятнадцать минут получал искомое. Но и туда он ходил не слишком часто, честно говоря, только в виде исключения, потому что бо́льшую часть текстов студенты ксерили. Это новое поколение литературы — эфемерная ксерокопия, текст без корешка, что-то вроде бумажного платочка, пришедшего к власти после отречения от трона платочков из ткани. Бумажные платочки совершили скромную революцию, ликвидировали классовые различия. Их используют только раз, после чего выбрасывают в мусорную корзинку.
Перед ним три словаря. «Греческо-польский словарь». Составитель — Сигизмунд Венцлевский, Львов, 1929. Книжный магазин Бодека, ул. Батория, 20. «Настольный греческо-польский словарь». Тереса Камбурели, Танасис Камбурелис, издательство «Ведза Повшехна», Варшава, 1999. И четыре тома «Греческо-польского словаря», под редакцией Зофьи Абрамович, 1962, Польское научное издательство. Там, с трудом, пользуясь табличкой с алфавитом, Куницкий находит нужное слово: κάίρός.
Ольгу Токарчук можно назвать одним из самых любимых авторов современного читателя — как элитарного, так и достаточно широкого. Новый ее роман «Последние истории» (2004) демонстрирует почерк не просто талантливой молодой писательницы, одной из главных надежд «молодой прозы 1990-х годов», но зрелого прозаика. Три женских мира, открывающиеся читателю в трех главах-повестях, объединены не столько родством героинь, сколько одной универсальной проблемой: переживанием смерти — далекой и близкой, чужой и собственной.
Ольга Токарчук — «звезда» современной польской литературы. Российскому читателю больше известны ее романы, однако она еще и замечательный рассказчик. Сборник ее рассказов «Игра на разных барабанах» подтверждает близость автора к направлению магического реализма в литературе. Почти колдовскими чарами писательница создает художественные миры, одновременно мистические и реальные, но неизменно содержащие мощный заряд правды.
Ольгу Токарчук можно назвать любимицей польской читающей публики. Книга «Правек и другие времена», ставшая в свое время визитной карточкой писательницы, заставила критиков запомнить ее как создателя своеобразного стиля, понятного и близкого читателю любого уровня подготовленности. Ее письмо наивно и незатейливо, однако поражает мудростью и глубиной. Правек (так называется деревня, история жителей которой прослеживается на протяжение десятилетий XX века) — это символ круговорота времени, в который оказываются втянуты новые и новые поколения людей с их судьбами, неповторимыми и вместе с тем типическими.
Франция, XVII век. Странная компания — маркиз, куртизанка и немой мальчик — отправляется в долгий, нелегкий путь на поиски таинственной Книги Книг, Книги Еноха, в которой — Истина, Сила, Смысл и Совершенство. Каждый из них искал в этом странствии что-то свое, но все они называли себя Людьми Книги, и никто не знал, что ждет их в конце пути…Ольга Токарчук — одна из самых популярных современных польских писателей. Ее первый роман «Путь Людей Книги» (1993 г.) — блистательный дебют, переведенный на многие европейские языки.
Сборник из рассказов, в названии которых какие-то числа или числительные. Рассказы самые разные. Получилось интересно. Конечно, будет дополняться.
Роман о реально существующей научной теории, о ее носителе и событиях происходящих благодаря неординарному мышлению героев произведения. Многие происшествия взяты из жизни и списаны с существующих людей.
Известный украинский писатель Владимир Дрозд — автор многих прозаических книг на современную тему. В романах «Катастрофа» и «Спектакль» писатель обращается к судьбе творческого человека, предающего себя, пренебрегающего вечными нравственными ценностями ради внешнего успеха. Соединение сатирического и трагического начала, присущее мироощущению писателя, наиболее ярко проявилось в романе «Катастрофа».
Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Герой, от имени которого ведется повествование-исповедь, маленький — по масштабам конца XX века — человек, которого переходная эпоха бьет и корежит, выгоняет из дому, обрекает на скитания. И хотя в конце судьба даже одаривает его шубой (а не отбирает, как шинель у Акакия Акакиевича), трагедия маленького человека от этого не становится меньше. Единственное его спасение — мир его фантазий, через которые и пролегает повествование. Михаил Витковский (р. 1975) — польский прозаик, литературный критик, фельетонист, автор переведенного на многие языки романа «Любиево» (НЛО, 2007).
Михал Витковский (р. 1975) — польский прозаик, литературный критик, аспирант Вроцлавского университета.Герои «Любиева» — в основном геи-маргиналы, представители тех кругов, где сексуальная инаковость сплетается с вульгарным пороком, а то и с криминалом, любовь — с насилием, радость секса — с безнадежностью повседневности. Их рассказы складываются в своеобразный геевский Декамерон, показывающий сливки социального дна в переломный момент жизни общества.
Войцех Кучок — поэт, прозаик, кинокритик, талантливый стилист и экспериментатор, самый молодой лауреат главной польской литературной премии «Нике»» (2004), полученной за роман «Дряньё» («Gnoj»).В центре произведения, названного «антибиографией» и соединившего черты мини-саги и психологического романа, — история мальчика, избиваемого и унижаемого отцом. Это роман о ненависти, насилии и любви в польской семье. Автор пытается выявить истоки бытового зла и оценить его страшное воздействие на сознание человека.
Павел Хюлле — ведущий польский прозаик среднего поколения. Блестяще владея словом и виртуозно обыгрывая материал, экспериментирует с литературными традициями. «Мерседес-Бенц. Из писем к Грабалу» своим названием заинтригует автолюбителей и поклонников чешского классика. Но не только они с удовольствием прочтут эту остроумную повесть, герой которой (дабы отвлечь внимание инструктора по вождению) плетет сеть из нескончаемых фамильных преданий на автомобильную тематику. Живые картинки из прошлого, внося ностальгическую ноту, обнажают стремление рассказчика найти связь времен.