Бегство (Ветка Палестины - 3) - [34]

Молоду жену в пристяжках водил..." Через три года Руфь понесла вторично. За неделю до родов опять умчалась куда-то, ладно хоть потом сообщила: - Я у мамы! Не беспокойся...

Мамочку Руфи Дов и на дух не переносил, но, - такой случай! отправился к пани Зосе с букетом роз, прихватив заодно приятеля доктора, взглянуть что там и как... Любимой "пташки" ни в материном, ни в каком-либо другом знакомом израильском доме не оказалось. Тут и выяснилось, что она опять рожала в штате Техас.

У Дова кровь хлынула в голову. "Пташка", видать, решила, что Израилю крышка, рано или поздно его задавят, поэтому и летает рожать в Штаты: известно, ребенок, родившийся там - американец, где бы затем не жил. "Мы подыхаем за Израиль, - кричал он брату Науму по телефону, - сидим по тюрьмам, валяемся по госпиталям, а "птаха" со своей мамочкой его хоронят, рожают беглецов и отступниковГ'

Правда, новорожденную американку Дов принял, как свою: в чем она виновата? Частушки он на этот раз не исполнял, но весь русский Израиль по-прежнему на радостях пил и отплясывал "хору". И "пташке", ставшей после родов поперек себя шире, Дов высказал под горячую руку все, что думал о ней, помахав кулаком возле ее носа: коль в третий раз отправится в Штаты, чтоб домой не возвращалась... Разводиться со своей Руфью он вовсе не собирался, но как не попутать бабу?!

Шли годы. "Пташка" слова мужа близко к сердцу, конечно, не приняла. Знала, Дов вспыльчив, но добр и отходчив. И с третьим ребенком тоже отправилась в Техас, тем более, что роды предстояли сложные: плод лежал как-то не так... И через неделю опять привезла американочку, Дов психанул, встречать ее не поехал, смотрины отменил. Всему русскому Израилю, катившему к Дову с подарками, от ворот поворот. Тут-то и произошел с отбившейся от рук "пташкой" разговор, какого никогда прежде не было:

- Ты что больной на голову?! - взбешенно спросила гордая "пташка", спокойствием никогда не отличавшаяся. - Тебя же в задницу ранило - не в голову. Что же ты крутишь?! Видела, какой ты с войны вернулся! Чудом уцелел. Не хочу рожать детей, чтоб их убивали! Здесь войне конца-краю не будет: горстка сумасшедших евреев против ста миллионов арабов, для которых смерть великое счастье. Да пропадите вы все пропадом с вашим "изЬмом"... Ты же сам ненавидишь ихний "изЬм", сколько раз слышала это... Что?. . От тебя, от кого еще! - И тут же перешла в наступление. Смоляные волосы распустила, что б уж и голосом брать и волосом: - Дов, ты же умница. Ты развернешься там не хуже, чем здесь. Тетя завещала нам дом, рядом озеро. А? Подумай!

Оскорбленный Дов стал доставать с полатей чемоданы. Руфь поняла, объяснение не удалось, и ее понесло: - Это по совести, да?! - кричала она. Я одна такая в Израиле?! А где рожала дочь твоего армейского Ёськи? Где рожала невестка Шулы? - Перечислив еще десяток невесток и дочерей депутатов Кнессета, министров и прочих не менее влиятельных персон и увидев, что мужа это не только не образумило, а, напротив, разъярило, она вскричала в отчаянии: - Ты здесь персона грата! Первейший узник Сиона! Тебе твоя гордыня дороже детей! Своих детей я тебе не отдам! Жри свой "изЬм" сам! Без нас!

Дов заполнил скарбом "пташки" все чемоданы, которые были дома, и отвез их к пани Зосе, тещеньке незабвенной, оставил на ступеньках ее виллы.

В те дни подойти к Дову было нельзя. Он пил и безостановочно матерился. Никогда еще не ощущал такой злобы, такой ненависти, нет, не к жене, что с нее взять! - ко всем этим чиновникам, к министерским дармоедам. Мало того, что они лишь болтают и ничего не делают, иные, оказывается, загодя готовятся "смазать лыжи"... То-то, вспомнил, во время войны Судного дня, обмолвилась власть о "правительстве в изгнании", как о вполне возможном варианте. У них всегда всё на мази...

Дов целый год и видеть Руфь не желал. Конечно, без заботы не оставил. Завел на детишек банковский счет, положил им на образование, правда, в обрез, чтоб не росли трутнями. Дал Руфи денег на жизнь. Но - не простил, ни тогда, ни позже: был кровно, на всю жизнь, оскорблен. Нельзя жить с человеком, который заранее хоронит всё, ради чего ты существуешь, ради чего работаешь!.. Однако, пока не выстроил им виллы рядом, "под царевой ступней", как шутил брат Наум, места себе не находил: отдавать своих веселых гуренков мамочке не собирался.

Прошло еще два года. Бракоразводный процесс в раввинатском суде все тянулся, конца-края не имел. Как-то задержался Дов в офисе дольше обычного. Вызвал свою бессменную секретаршу усатую сабру Хаву, приказал подготовить объявление для русской газеты - таких объявлений в те дни появлялась тьма. Дов распорядился перепечатать на машинке рекламный текст слово в слово: "Состоятельный израильтянин. Хозяин фирмы. Ищет молодую женщину (от 20 до 25 лет) для сопровождения в деловых поездках. Материальная поддержка обеспечена. Телефон номер..."

Когда нужную бумагу положили на стол, Дов отослал Хаву, сказав, что отправит письмо сам. Затем взял перо, зачеркнул стереотипную фразу "для сопровождения в деловых поездках", заменив ее иным вариантом, отнюдь не оригинальным, но встречающимся реже: "для интимных отношений". Науму, который вскоре позвонил брату женским голосом, но был тут же разоблачен, объяснил: - Некогда мне разводить розовые слюни - ох да ах! Мне нужна блядь! Чтобы всё со всех сторон было честно...