Бегство Джейн - [23]

— Не похоже, чтобы ты с тех пор прибавил в весе. — Как только они переместились на сугубо личную почву, она почувствовала себя намного увереннее и сразу перешла к следующей фотографии.

Снова они вдвоем, улыбаясь смотрят в камеру, обняв друг друга за талию. На этой фотографии они в более строгих туалетах: он в смокинге и черном галстуке, она — в темно-розовом вечернем платье.

— Эта фотография более свежая, — заметила она, подсчитывая в уме, сколько могло пройти лет с момента съемки.

— Снимок сделан на Рождество. Мы были на танцах в больнице.

— Мы выглядим очень счастливыми, — удивилась она.

— Мы были очень счастливы, — сказал он с ударением, потом, уже тише, добавил не так уверенно: — Я знаю, мы снова будем счастливы.

Она сложила фотографии со свидетельством о браке и паспортом и вернула ему все. Затем снова отошла к окну, долго смотрела на улицу, потом повернулась к незнакомцу, который был ее мужем — с которым, как можно было теперь думать, она была счастлива в течение последних одиннадцати лет.

— Так я росла в Коннектикуте? — спросила она после долгого молчания.

— Ты жила там, пока не уехала поступать в колледж.

— По какой специальности я училась? Ты знаешь?

Он улыбнулся:

— Конечно, знаю. Ты специализировалась по английскому языку и была лучшей на курсе.

— И что было после того, как я закончила колледж?

— Ну, после выпуска ты поняла, что на свете существует много возможностей применить свои знания, поэтому ты не стала преподавать, а устроилась на работу в издательство Гарвардского университета.

— В Бостоне?

— Нет, в Кембридже.

— А почему я не вернулась в Коннектикут или не поехала в Нью-Йорк?

— Мне кажется, что в этом выборе я сыграл-таки определенную роль.

Она опять отвернулась к окну, не будучи готовой обсуждать их совместную жизнь.

— А что ты можешь сказать о моем брате?

Казалось, он был озадачен вопросом.

— Томми? А что можно о нем сказать?

— Сколько ему лет? Чем он занимается? Почему он живет в Сан-Диего?

— Ему тридцать шесть лет, — начал он, медленно, по порядку отвечая на ее вопросы, — он торгует яхтами и живет в Сан-Диего последние десять лет.

— Он женат?

— Да. Это его второй брак. Его жену зовут Элеонор, но я точно не знаю, сколько времени они женаты.

— У них есть дети?

— Два мальчика. Еще маленьких. Мне очень неловко это говорить, но я не знаю, сколько им лет.

— Так значит, я могу называть себя тетей?

— Значит, можешь.

— А кем еще я могу себя называть? — спросила она вдруг; вопрос сорвался с ее губ прежде, чем она сумела его остановить.

— Я не уверен, что хорошо тебя понял.

Она с трудом проглотила слюну, словно хотела вместе с ней проглотить мучивший ее вопрос.

— Я тетя, — повторила она, собираясь с силами, — но, может быть, я еще и мать.

— Да. — Он постарался придать своему голосу торжественность.

— О Боже мой! — Ее голос превратился в протяжный низкий стон.

Как могла она забыть и свое дитя? Что же она за мать? О Господи! Она чувствовала, что ее тело съеживается и сжимается, как мехи аккордеона. Она затряслась, обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь, и уронила голову на грудь.

— Все в порядке, все в порядке, — шептал он.

Его голос спасал, обволакивал, защищал ее. Она чувствовала, как он гладит ее по спине вдоль позвоночника сверху вниз. Она спрятала голову у него на груди. Ей стало тепло, она слушала, как бьется его сердце, сознавая, что он напуган точно так же, как и она.

Несколько минут он не мешал ей выплакаться и гладил ее по спине, как ребенка. Постепенно она перестала плакать, несколько раз вздрогнула и затихла.

— Сколько у нас детей? — спросила она так тихо, что ей пришлось откашляться и повторить вопрос.

— У нас одна дочь. Маленькая девочка. Эмили.

— Эмили, — повторила она, смакуя имя, словно это было самое прекрасное в мире вино.

— Сколько ей лет?

— Семь.

— Семь? — в изумлении повторила она. — Семь.

— Она сейчас у моих стариков, — добавил он. — Я думаю, что так будет лучше; пока все не наладится, пусть она побудет там с ними.

— О, как я благодарна тебе. — Слезы стыда превратились в слезы облегчения. — Я думаю, что сейчас нам с ней и правда лучше не видеть друг друга.

— Понимаю.

— Ей было бы очень тяжело общаться с матерью, которая ее не узнает. Я не представляю, может ли что-нибудь напугать ребенка больше.

— Мы обо всем позаботились, — уверил он ее. — Родители сами забрали ее к себе. Они сказали, что она может остаться у них на все лето.

Она снова откашлялась, потом вытерла со щек несколько упрямых слезинок.

— Когда ты успел все это устроить?

Он пожал плечами и развел руки, держа их ладонями кверху.

— Да как-то все устроилось само. — Он как бы давал понять, что сейчас находится в таком состоянии, что не может контролировать течение своей жизни. — Мы с родителями давно планировали отправить Эмили к ним на то время, пока ты будешь в Сан-Диего.

Его голос дрогнул и осекся, так съеживается надувная игрушка, когда из нее выпускают воздух.

— Расскажи мне побольше обо мне, — потребовала она.

— Что именно ты хочешь знать?

— Что-нибудь хорошее, — немедленно ответила она.

Он не колебался.

— Хорошо, слушай. Ты живая, решительная, забавная…

— Я забавная?!