Беглый дедушка - [10]

– Давай вспоминай, – тормошил водитель деда, – Должно быть имя. Даже у тебя. Подставишь нас под геростратов…

Дед посмотрел на маму, как на своего человека, будто помощи просил.

– Дедушка, как-то же вас звали, – сказала мама, и мне вдруг почудилось, будто она знает деда сто лет.

Дед чуть не заплакал.

– Я забыл, – сказал дед, – Но я вспомню, правда.

Он и вспомнил потом. Звали его Алексеем Павловичем, очень просто.

А после всего этого мы домой по такой дороге ехали, «руки бы оторвать дорожникам, куда мэр смотрит», что я водителю простил всё, что мне в нём не понравилось, включая слово «называется».

Глава 6

Поселился дед в моей комнате, а я временно переехал в большую. Дед очень быстро пошёл на поправку. Так говорят, когда у болеющего человека здоровье улучшается. На самом деле дед никуда не пошёл, а лежал в принесённой от соседей кровати.

Сосед, дядя Вадим, когда кровать давал, интересовался:

– Вы что, Мария Александровна, бомжа подобрали?

– Не бомжа, – спокойно ответила мама, – Бомжа бы не подобрала. Дальний родственник из Ярославля. Сердце подсказало, что надо брать.

Это вроде как я у неё сердце, получается. Это ведь я подсказал. А сосед постоял, пожевал губами.

– Это я понимаю, это у меня тоже было. В позапрошлом я «форда» своего взял, тоже сердце подсказало, что надо брать. А дальний родственник – это хорошо… Может, и останется чего, «однушка» какая-нибудь, когда помрёт Хоттабыч твой. Вон, у Петровича когда дед помер, так думали, что нет у него ничего, гол, как сокол. А потом как… хорошо, иду, иду. До свидания, Мария Александровна.

Сосед сам кровать притащил, с моей помощью. Притащил и ушёл, а я спросил у мамы:

– Мама, а дед у нас всегда будет, ну, пока не умрёт?

Мама рассмеялась от моих слов, головой замотала, поправила волосы, и говорит:

– Это хороший дед, он долго жить будет. Ты молодец, Серёжка.

Я это так понял, что если бы не я, дед не жил бы так долго, как сейчас будет жить. А мне всегда очень хотелось деда.

Наверное, именно поэтому дед Алексей выздоровел за три дня, сложно живой воды напился. В первый день мы помучились, потому что он кряхтел, пыхтел и ворочался на скрипучей соседской кровати. И одеяло сбрасывал на пол, как маленький. На второй день сел в кровати, съел суп, колбасу и лекарства. И снова лёг. А на третий оказался, как мама сказала, «живчиком».

А на четвёртый мы уже стали друзьями, и я признался ему, что мне очень не хватает набора «Юный химик». Я бы опыты делал химические. Смешивал бы в пробирках и колбочках разные вещества, и радовался бы, как маленький, что от этого изменяется цвет, идёт дым и раздаются щелчки. А потом, через недельку, успокоился бы и начал ставить серьёзные научные опыты.

– Но я боюсь немножко, – признался я деду, – что у нас на него денег нет. И ещё того, что взорву что-нибудь, и придётся ремонт делать. А на него тоже денег нет, да и мама расстроится.

Дед расхохотался, словно его выпустили на пружинке из коробки с сюрпризом.

– Никогда ничего не бойся, – сказал дед, – Это мои самые главные тебе слова, Серёжик. Вот если я вдруг исчезну, то этих моих слов тебе будет уже достаточно от нашего знакомства.

Я представил, как дед растворяется в воздухе, словно джинн, и пальцем ещё так указательным вверх показывает:

– По-омни – никогда ничего не бо-ойся...., – и медленно превращается в дым.

Ну вот, только дедушка у меня появился, сразу исчезать собирается. У меня многое так появлялось: не навсегда, а на время. Несколько классных игрушек, простуда, деньги… Появятся, побудут со мной, и исчезают.

– Хорошо, деда, – сказал я, – Я постараюсь. Я уже и так многого не боюсь, а как вырасту, вообще ничего не буду бояться. А с этим «Юным химиком», что ж… Возможно, это у меня «детство играет в одном месте».

Дед привычно расхохотался, и мне вновь показалось на миг, что он и есть тот самый чёрт из коробки с пружиной.

Мы с дедом сидели возле моего письменного стола, который остался в комнате, где теперь жил дед. Кроме этого стола, у нас были ещё два: в большой комнате и на кухне. Уроки я мог делать и там, и там. И тут, возле деда. Он сидел сбоку от меня, наклонив голову к плечу, как будто у него ещё не было сил, чтобы держать её совсем ровно. Я ещё подумал, что он как соседский Генка, которому то ли месяц, то ли полгода, то ли год. Я в малышне не разбираюсь. Тот Генка тоже голову не держит, она у него всё время вбок сползает, как плохо пришитая.

– Серёжик, – сказал мой дед, – Ты мне ноутбук дай, «ютуб» посмотреть.

Я, конечно, хороший парень, «вежливый у тебя парнишка, Александровна». Указал дедушке пальцем на комп, и пошел на кухню заниматься. Благо, у нас в доме ноутбуков больше, чем людей. В этом смысле мы нормальная полная семья.

Заниматься мне следовало уроками, то есть «тем, что выведет тебя в люди». Но это долгая дорога, я знаю. Хорошо, что есть на ней станция Холодильник. Где еще может передохнуть усталый путник, шагающий в люди? Только здесь да в туалете, но там дело вынужденное, подневольное, попробуй откажись.

Открыл я дверцу холодильника, посмотрел – не густо. Хотя зарплату маме уже перевели. Разумеется, роптать я не стал. Ах, какое красивое слово придумали люди – «роптать»! Когда я его слышу, то вижу черного жеребенка, рвущегося с повода. Манеж, песок, летнее солнце, потный толстяк вытирает лоб платком, дергает за узду – учись же, болван, дрессируйся, за тебя столько деньжищ отвалили! А жеребенок хочет свободы, скачет на месте, подпрыгивает на полметра, ржет – лишь бы не слушаться. Ропщет, короче говоря. Он конь, хоть и маленький, потому и ропщет ногами. Люди ропщут внутри головы, наружу выпуская лишь невнятное шипение, легкое бормотание и недовольный взгляд.