Беглецы - [95]

Когда все вышли, Чин и Суджа еще раз проследили по карте проложенный Чоном маршрут и подсчитали, сколько миль им предстояло преодолеть и сколько дней это может занять.

Чин глубоко вздохнул, изучая маршрут:

— Что скажешь по этому поводу?

— Что я скажу по поводу…

— По поводу того, чтобы все это пройти. Я и не представлял, что нам придется преодолеть такое расстояние ради того, чтобы выбраться из Китая. И я не знаю, что лучше: быть пойманными в пути или остаться, затаиться и найти здесь работу. — Его рука скользнула по красновато-коричневой кроличьей шкурке, и он рассеянно погладил ее, запустив пальцы в мягкий мех.

— Что ж, если мы попробуем, то по крайней мере у нас появится возможность жить свободной жизнью. А если останемся, наши шансы только уменьшатся, — сказала Суджа.

— Да, — задумчиво кивнул Чин, глядя на кроличью шкурку. — Знаешь, я впервые имел дело с кроличьей шкурой здесь, в Китае. Сержант дал нам с напарником фургон и сказал, что у нас должна быть доставка от скорняка в восточной части Яньцзи. — Суджа подалась вперед и слушала, положив подбородок на руку. Она ничего не знала о работе, которую Чину приходилось выполнять для Сержанта. — Я думал, мы будем забирать соболий или норковый мех, но когда мы приехали в Яньцзи, то оказались в старом районе с традиционными домами. Знаешь, бывают такие с тростниковыми крышами и обнесенными стеной дворами. Мы подъехали к указанному адресу, и там оказались хлипкие проволочные клетки, составленные вдоль дороги. Они были набиты белыми кроликами, которые подергивали ушами и смотрели на нас жуткими красными, как леденцы, глазами. Под крышей того дома виднелись окровавленные крюки, на которых подвешивали и свежевали кроликов. — Чин ненадолго умолк. — Я вспомнил о тех кроликах в клетках, которые не понимали, что окажутся следующими на колоде для рубки мяса, и мне пришла в голову мысль, что такая же история происходит с северокорейцами в Китае. Мы живем в клетке и не знаем, когда придет наше время.

Суджа провела пальцами по шкуркам и почувствовала, насколько они мягкие и пушистые. Но в то же время, зная, каким способом их получали, она ужасалась этому роскошному меху. Девушка вспомнила, как однажды ее тетя разрешила ей потрогать кроличью лапку — одно из ее заграничных приобретений, восхищавших Суджу в детстве. Тогда девочка нежно гладила ее до тех пор, пока не задела пальцем за коготок и с ужасом не поняла, что это была самая настоящая лапа кролика. Существовало ли какое-нибудь слово, которым можно было выразить это парадоксальное, ужасное чувство? Возможно, такое слово имелось в китайском или в английском языке, но в корейском ничего подобного не было. Что ж, в жизни Суджи произошло уже много такого, что невозможно было выразить словами.

Она перевела взгляд на Чина, думая о том, что ему никогда не понять, насколько ее изменили месяцы, проведенные в доме Ванов. Разве мог он представить, каково это — быть проданной в качестве секс-рабыни. А ей в свою очередь никогда не понять, каково это быть брошенным в исправительно-трудовой лагерь или родиться в бедной семье в богом забытом городишке Янгдоке. Тень прошлого давила на них, а грандиозность задачи начать новую жизнь пугала.

Суджа заговорила, и ее ноздри затрепетали:

— Я думаю, нам нужно уехать от всего, что произошло здесь с нами, уехать как можно дальше.

Чин взял ее за руку и молча кивнул. Он надеялся на то, что им удастся оказаться в Америке. И надеялся, что это будет достаточно далеко.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Чин и Суджа прошли через турникет на вокзале Шэньяна и направились на перрон, ища глазами восьмой вагон поезда, идущего на Тяньцзинь. Окджа с Чоном снабдили ребят одноразовым мобильным телефоном и миниатюрной копией карты. Их посредник в Куньмине заверил, что сможет нанять проводника, который проведет Суджу и Чина через лаосские джунгли в Таиланд, откуда они смогут подать прошение на политическое убежище в Америке. В рюкзаках у них были еда и запасная одежда, среди которой, как ни удивительно, оказались шорты.

— Наденете в Таиланде, — весело сказала Окджа.

С рюкзаками за спиной они прошли вдоль платформ, и Чин указал на поезд с китайским иероглифом, обозначавшим цифру восемь. Они подошли к нему поближе и заметили возле двери вагона проводника в синей шапочке и пиджаке с красными пуговицами. Проводник проверял билеты у толкавших друг друга пассажиров, стоявших в очереди на посадку.

Как только Суджа и Чин подошли к проводнику, девушку охватил страх. Протянув ему билет, она опустила голову и задержала дыхание. Когда проводник разрешил ей пройти, она взглянула на Чина расширившимися от восторга глазами. Чин, ни на кого не глядя, сделал Судже знак идти за ним. Они прошли по коридору, нашли свои места и сели, не говоря ни слова, чтобы окружающие не поняли, что они северокорейцы.

Когда двери закрылись и поезд тронулся, Суджа уставилась в окно. Ее последнее путешествие на поезде состоялось в Северной Корее, когда она сбежала из дома, оставив родителей. Тогда у нее не было ни малейшего представления о том, куда она едет и что ее ждет впереди. Села бы она в тот поезд, если б знала, что произойдет дальше? Девушка увидела, как состав пересекает железнодорожную развязку, откуда пути расходились в разных направлениях. Внезапно Суджу охватила тоска по дому, и она поняла, насколько соскучилась по