Беглец из Кандагара - [36]

— Вы, Юрий Михайлович, — человек чести, — уверенно возразил Кудрявцев. — Во всяком случае, я вас именно таким помню. И подозреваю, что вы всегда нам с братом сочувствовали, ведь мы были правы на сто двадцать процентов, когда отказались исполнять роль оккупантов. Я помню также, что офицерский суд чести над нами устроил майор Деев. Мы в то время называли его за глаза Лиходеевым. Но если по старой памяти вы ещё верите моему слову и решите рискнуть, то на сей раз у вас имеется в запасе ночь для принятия окончательного решения. Утром можем поехать на то место, где спрятаны ценности. Я честно покажу место потому, что до сих пор вам верю. А вы можете устроить мне побег или ещё что-нибудь придумать. Идёт?

Бывший офицер погранотряда говорил с такой уверенностью в своей правоте, что это чувство непроизвольно передалось и хозяину кабинета. С другой стороны, много ведь было случаев, когда здесь, в горах, находили какие-то заначки из драгоценных камней. Недаром в этих местах до сих пор сохранились шахты, где добывались полудрагоценные и драгоценные камни. И вся горная «промышленность» была прикрыта только из-за близости границы. Но, может быть, скоро шахты снова откроются и всё вернётся на круги своя.

— Ладно, — кивнул полковник. — До утра время есть. Возможно, ты и прав, ведь такой случай выпадает нечасто.

— Нечасто, — согласился Кудрявцев. — Точнее, раз в жизни. И если человек отворачивается от подачки, то сама судьба навсегда отворачивается от него, не принявшего дар.

Беглеца увели, а Юрий Михайлович провёл бессонную ночь, уничтожая растворимый кофе и закусывая его сигаретами. Но к утру твёрдое решение уже было принято, а когда Бурякин что-либо решал, то редко менял сложившееся мнение. Чтобы его разубедить, требовалось немало усилий и убедительных доказательств. Сейчас же полковника никто от избранного пути не отговаривал и не доказывал, что рискуют только дураки, а умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт. Ну и пусть обходят, на то они и умные.

После подъёма и утреннего развода полковник приказал привести заключённого и подогнать к подъезду армейский газик. В это же время в кабинет заглянул замполит Деев. Он, видимо, с утра собирался проехать на машине с нарядом вдоль пограничного участка, но отложил ежедневную утреннюю проверку границы из-за просьбы командира пограничного отряда заглянуть после развода к нему в кабинет.

— Что случилось, Юрий Михайлович? — майор задал мучавший его вопрос прямо с порога кабинета. — Может, задержанный афганец дал какие-то интересные показания вчера на допросе?

— Дал. Интересные, — кивнул полковник. — Да ты проходи, Николай Николаевич, а то встал на пороге, как новобранец.

Майор прошёл в кабинет, присел на указанный ему стул и поднял загоревшиеся любопытством глаза на хозяина кабинета. Замполит Деев был исполнительным и всегда старался казаться безупречным в исполнении армейского устава. Но один раз именно он пошёл на нарушение этого устава, настояв на офицерском суде чести над лейтенантами-близнецами, отказавшимися сопровождать оккупационные войска, направленные верховным командованием СССР на территорию Афганистана.

Полковник Бурякин мог, конечно же, как командир пограничного подразделения и просто старший по званию воспрепятствовать этому «офицерскому исполнению долга», но то ли по слабости душевной, то ли от досады на не подчинившихся лейтенантов он не препятствовал тогда Дееву, и майор в полной мере воспользовался предоставленной ему свободой действия.

— Ты никогда не сможешь угадать, зачем я попросил тебя срочно зайти, переговорить.

— Ну и зачем же? — осторожно осведомился замполит.

— Одного из задержанных вчера перебежчиков, оставшихся в живых, ты знал раньше. — Бурякин сделал многозначительную паузу и продолжил: — Это один из братьев, которым мы устроили суд чести. Помнишь?

— Кудрявцев? — ахнул майор. — Как не помнить! Только я видел вблизи этого нарушителя. Никогда бы не сказал, что он хоть чем-то похож на русского лейтенанта, тем более на Кудрявцева. Выглядит, будто ему сто лет. И как он смог оказаться на той стороне? Война в самом разгаре, и мы, глядишь, скоро возьмём Афганистан, чего бы нам это ни стоило!

— Ты сам-то хоть раз в жизни был на фронте? — нехорошо прищурил глаза полковник. — Вешаешь мне на уши прямо здесь, в моём кабинете, проходные лозунги, желая выглядеть «верным ленинцем» и думаешь, что сообщаешь истину? Вероятно, из таких вот и CMEPI1I набирали во время Второй мировой.

— Позвольте! — майор Деев вскочил со стула, и в глазах его вспыхнул ядовитый огонёк незаслуженной обиды. — Позвольте, товарищ полковник. Назовите мне хоть один поступок, выполненный мною без вашего ведома, то есть самовольно? Может быть, я что-то не понимаю, но наказать офицеров публично было позволено именно вами!

— Ладно-ладно, не кипятись, Деев, — примирительно пробормотал Бурякин. — Оба мы виноваты, не отрицаю. Но, может быть, именно поэтому Вадим Кудрявцев и вышел сейчас на нашу позицию, только со стороны противника?

— Вадим Кудрявцев? — задумчиво переспросил майор. — Значит, мы подстрелили младшего из братьев — Сергея? Но как они оказались в стане противника?