Беги, если сможешь - [94]

— Друг? — приподнял он бровь.

— Близкий друг. Посмотрим, куда это нас заведет. — Я тоже приподняла бровь, и он улыбнулся в ответ. — Для начала можно поужинать.

— С удовольствием.

— А потом я, может быть, попробуюсь к тебе в группу. Я отлично играю на тамбурине.

— Давай не будем увлекаться.

Мы рассмеялись, и он взял меня за руку. В этот раз меня не охватило чувство вины, мне не привиделся Пол. И все же я вспомнила, как он иногда перехватывал меня в больнице, когда я спешила по делам, и так же брал за руку, но я неизменно вырывалась и бежала дальше.

Когда кто-то умирает, остальные всегда сожалеют о допущенных ошибках, о постоянной спешке. Но в этот раз я решила насладиться своим путем.

Жизнь для живых.

Глава 37

Когда я уже отпирала дверь, рядом с домом остановилась полицейская машина. Высокий седой мужчина с усталым морщинистым лицом представился сержантом Палланом и сообщил, что занимается расследованием по коммуне. Он снял темные очки и печально посмотрел на меня. Я вглядывалась ему в лицо, чувствуя, как теснит грудь, — он явно приехал сюда не для того, чтобы задавать вопросы.

— Что случилось?

— Нам надо поговорить. Давайте пройдем в дом.

Дело плохо. Он принес дурные вести. Мир вокруг словно исказился, взгляд мой перестал воспринимать глубину пространства, и я споткнулась на пороге.

«Господи, только не Лиза! Пусть она будет жива!»

Я добралась до кухонного стола, вытащила стул и рухнула на него. Упершись локтями в стол, я прижала кулаки к губам, стараясь удержать рвущийся изнутри крик. У меня тряслись руки и ноги, но я заметила это отстраненно, как врач. «Шок, у тебя шок». Я сама себе казалась посторонней.

— Что случилось? — спросила я, с трудом найдя слова.

— Утром в коммуне был пожар, и…

— Моя дочь?

— Мы не знаем.

Я глухо застонала. Тело мое словно онемело, ход времени замедлился.

— Может быть, позвонить кому-нибудь и попросить приехать к вам? — предложил сержант.

— Как все произошло?

— Возможно, вам будет легче с кем-то…

— Как? — яростно повторила я, чувствуя, как по лицу текут слезы.

И он рассказал.

Выжило всего несколько человек. Двое сбежали через разбитое окно — один из них попал в больницу с ожогами третьей степени, а Джой получила пулевое ранение. Садовник выжил, потому что в тот момент стриг газон в дальнем конце участка. Еще одна выжившая девушка как раз вернулась с площадки, когда появился Джозеф. Она прошла в конюшню, расседлала лошадь, услышала выстрелы и в ужасе спряталась в одном из денников. На помощь она позвать не могла. Вдруг раздался громкий свист, из окон показалось пламя. Деревянная обшивка вспыхнула сразу же.

Через несколько секунд раздался взрыв, и запылали уже все постройки. Девушка выпустила всех животных и пряталась в поле до приезда полиции и пожарных.

Пожар тушили несколько часов. Погибло по меньшей мере полторы сотни человек, из них двадцать пять детей. Жертв могло быть и больше, но в тот момент в коммуне не проходило никаких семинаров.

Все погибшие члены коммуны во время пожара оказались запертыми в комнате для медитаций, словно овцы, приведенные на убой. Джозеф отобрал у Джой ключи и запер двери. Когда он сказал, что ему нужен бензин, она испугалась и попыталась его остановить, но он выстрелил в нее и сбежал. Она поползла к себе в кабинет и едва успела выбраться через окно, как бензин воспламенил какие-то химикаты в кладовой и раздался взрыв.

Полицейские не знали, что произошло с Джозефом и жив ли он. На опознание тел требовались месяцы. Джой попыталась перечислить всех, кто был в комнате для медитаций, но моей дочери среди них не оказалось. Джой не припоминала, чтобы видела ее утром или в предыдущие дни. Не помнили ее и другие выжившие. Лиза пропала.

Я смотрела, как шевелятся губы сержанта, слушала, как он перечисляет доступные мне программы поддержки, но слова не доходили до сознания.

Я уронила голову на руки и заплакала.

Дни после пожара состояли из мешанины каких-то картинок и воспоминаний. Иногда я обнаруживала, что стою в кухне с мыльной губкой в руках и пытаюсь осмыслить произошедшее. Как Джозефу удалось убить столько народа? Как я могу мыть посуду и стирать белье, когда моя дочь пропала? Я знала, что вначале горе словно ограждает человека и боль поступает в сознание небольшими дозами, но иногда думала: «Нет, хуже уже не будет, это просто невозможно!» — и ошибалась.

Бóльшую часть времени я бродила по дому, пытаясь справиться с простейшими делами, которые делила на части: надень тапочки, надень халат, почисти зубы. Все тело болело, словно меня долго били. Я смотрела на женщину в зеркале, и горе выплескивалось из меня удушающими всхлипами.

Мне уже приходилось сталкиваться со смертью и раньше. Но случившаяся трагедия и то, что я не знала о судьбе своей дочери, — все это совершенно раздавило меня. И я оплакивала их всех.

Сержант Паллан терпел мои поздние звонки, когда я снова и снова спрашивала, везде ли искали Лизу. «Может быть, она в подвале или в одной из камер?» Но он неизменно отвечал, что мою дочь еще не нашли, и мягко напоминал, что на опознание всех жертв потребуется много времени — тела были изуродованы взрывом. Но я отказывалась верить, что ее тело лежит в морге, и бесконечно перебирала другие варианты: она бросила коммуну еще до пожара или же стала свидетельницей драмы и теперь залегла на дно, опасаясь за свою жизнь.