Беги, если сможешь - [13]

Все благоговейно молчали, потрясенные тем, что среди нас есть такой человек.

— А Свет не сказал, что нам делать, чтобы попасть на небо, когда придет время? — спросил кто-то из мужчин.

Аарон объяснил, что мы должны разделить между собой имущество, жить одной семьей и не гоняться за материальными благами. Нам следовало посвятить свою жизнь духовному просветлению и помощи другим. Потом он попросил, чтобы те, кто по-настоящему верит ему, пожертвовали денег на наше общее дело, — все хотели доказать свою верность и отдали все, что у них было. Некоторые даже занимали у родственников.

В то время рассказ Аарона потряс меня, но теперь я вспоминаю его с позиций своего жизненного опыта и понимаю, как все было на самом деле. Многие из тех, кто утверждает, что побывал на «той стороне», верят, что их вернули на землю с определенной целью, — как это произошло с Аароном. Но я считаю, что подобные видения — это просто физические реакции на отмирание нейронов в мозгу. В случае с Аароном это были галлюцинации, вызванные тепловым ударом. То, что Джой уронила чашку, он не увидел, а услышал — к тому моменту он уже был без сознания, но подсознание опознало звук.

Но тогда я ему поверила. Мы все ему верили.

Мать обычно справлялась с перепадами настроения с помощью таблеток — дрожащей рукой она хватала пузырек и заявляла, что мы ее довели. Но после того как начались целительные медитации с Аароном, таблетки были забыты. Теперь она все время была как будто под кайфом — они с Аароном часами сидели в его хижине, откуда она выходила словно в полузабытьи и могла надолго замереть над каким-нибудь цветком или листиком. Мне не нравилась ее отрешенность — она как будто окружила себя каким-то непроницаемым пузырем. Но все лучше тех припадков, во время которых мне порой становилось за нее страшно. Не знаю, было ли дело в марихуане, медитациях или просто в том, что мы уехали от отца, но она в кои-то веки казалась счастливой. Робби тоже изменился.

Когда мы только приехали в коммуну, он, как всегда, присматривал за мной — с такими родителями мы часто оказывались предоставлены сами себе. Когда отец уходил в море, а мать целыми днями спала, Робби готовил ужин и собирал меня в школу. Кроме того, он кормил мать, убирал дом, кормил животных, рубил дрова — в общем, брал все на себя, пока она наконец не выходила из комнаты. Я помогала, как могла, но он был старше и сильнее, и ему доставалось больше.

Во время отцовских приступов гнева Робби прятал меня, а однажды даже взял вину на себя:

— Он тебя выпорет. Я крепче, я переживу.

В коммуне он быстро обзавелся друзьями, но все же не бросал меня, а во время работ в поле всегда мне помогал. В первые месяцы, когда мы собирались у костра или устраивали сатсанг, я постоянно чувствовала на себе его взгляд. Он был моим островком в бушующем море, единственным надежным человеком в окружающем мире, все правила которого вдруг изменились. Но и Робби стал ускользать от меня: теперь он чаще проводил время с Левием или местными девушками — каждый вечер с новой.

Я все чаще оставалась одна.

Коммуна росла. Аарон решил, что молодежь должна продавать на деревенском рынке овощи из наших теплиц и привлекать к нам новые лица. Это оказалось несложно. Члены коммуны все были свежими и румяными, наши овощи, травы, варенье, выпечка и яйца пользовались огромным успехом. Покупателям объясняли, что все наши продукты — органические, а куры наши живут на свободе. Одновременно с объяснениями им вручали наши брошюры. Если кто-то интересовался, мы рассказывали им о коммуне, где нам живется хорошо и привольно. Кроме того, мы отлавливали автостопщиков и бездельничающих подростков.

Аарон часто ходил с нами. Он обладал даром с первого же взгляда определять подходящий объект. После минутного разговора незнакомцы неожиданно для себя начинали изливать ему душу — он обнимал их, утешал и отводил в коммуну, где их встречали угощением и давали место у костра.

Во время еды Аарон говорил о том, что мы связаны с каждым листком и стебельком, поэтому обязаны дарить миру свою любовь и заботу. Все согласно кивали, передавая по кругу косяк, и обнимали друг друга. После обеда он обычно просил новичков выполнить какое-нибудь мелкое поручение — все соглашались и в итоге оставались на ночь. На следующее утро Аарон просил их сделать что-нибудь еще — это занимало весь день, и они снова оставались на ночь. Так незаметно для себя они начинали жить у нас.

В этом не было ничего удивительного. Коммуна была прекрасным местом для всех, кто запутался в жизни. Со мной, впрочем, этого не произошло. Я стеснялась Аарона и откровенно боялась Джозефа. Сейчас я понимаю, что это происходило потому, что из-за своих детских травм я хорошо чувствовала психическую нестабильность в окружающих. Аарон был очень властным человеком, а для ребенка, выросшего с отцом-алкоголиком и маниакальной матерью, властность по умолчанию была опасна.

К концу мая нас было уже шестьдесят, и жизнь коммуны била ключом. Аарон избрал двух юношей по имени Хавьер и Океан нашими Духовными Наставниками — они должны были помогать тем, кто, как считал сам Аарон, нуждались в помощи, а также тем, кого выбрал Джозеф. Возможно, именно тогда все начало меняться. Океан и Хавьер осматривали нас и о чем-то шептались, а мы в ужасе ожидали: кого же из нас заклеймят? Тогда же Аарон постепенно начал внедрять систему наказаний.