Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг. - [65]

После Георге немецкие сочинители все больше и больше увлекались идеей Третьего рейха. Мёллер Ван ден Брук приспособил ее к потребностям нового германского империализма.[313] Хотя он и настаивал, что «непрерывность немецкой истории» не должна быть забыта в программе Третьего рейха, Мёллер Ван ден Брук не может быть должным образом включен в один разряд со сторонниками возрождения имперской идеи. Он был, скорее, самым выразительным представителем новой теории социального империализма.

После публикации в 1938 г. посмертной работы Кристофа Стединга «Рейх и болезнь европейской культуры»,[314] с предисловием Вальтера Франка, президента института истории новой Германии, представление Стефана Георге о Третьем рейхе было полностью пересмотрено. Стединг руководствовался почти патологической ненавистью к культуре и «нейтралитету». Его книга — это всесторонняя атака на знание, образование и интеллект, на бесконечную «болтовню» демократии. Есть реальность — рейх — которая сильнее любой философии или теории. Любые культурные достижения, которые не признают имперскую идею, должны быть отвергнуты как ничего не стоящие и часто опасные. И поэтому, убеждает Стединг, неполитическая культура — это чуждое заимствование от нейтралов, нейтралы должны разделять бремя. Нейтралитет означает отказ от политических решений. Нейтрал рождается фарисеем; подобно рекламному агенту он протестует против варварства рейха и отказывается от собственной культуры. (Для нейтрала) не является добродетелью стоять на обеих ногах. Добродетель для него — хромать на обе ноги».

Книга Стединга, таким образом, воспринимает всю европейскую культуру как гигантский заговор против рейха и его предназначения. И ее враждебность к рейху — это болезнь европейской культуры. Историки культуры — такие люди, как швейцарец Якоб Буркхардт или голландец Хейзинга — враги; они спорят о застольных манерах и истории рейха с одинаковой серьезностью. Разве не сводил Буркхардт само государство к «простому произведению искусства, к простой нейтральной форме своей бесконечной концентрацией на интимных вещах, на внутренних процессах, а не на политике? Наряду с историками культуры, с Ницше и скандинавскими драматургами, Ибсеном и Стриндбергом, ненависть Стединга направлялась, в частности, и против сторонников диалектической теологии (Барта, Овербека, Тюрнейзена, Бруннера, Кьеркегора). «Планы Юнга и Дауэса, — писал он, — банк международных расчетов и диалектическая теология Карла Барта — это одно и то же». Такая сокрушительная критика позволяет только молчать. В конце концов культура нейтралов — это не только культура двойственности и посредственности, это также и культура уклонения. Иными словами, быть нейтральным — значит уклоняться от всего, что важно для рейха.

Только сильный рейх может гарантировать реальность Германии и Европы, может гарантировать, что «английский генеральный консул не будет поступать так, как ему понравится, с такой страной, как Норвегия». Только рейх может восстановить присущий науке признак — объективность. Под объективным имеется в виду политическое, так как только таким образом наука живет жизнью «полиса, государства, рейха». Этот рейх, правда, основывается на традиции Священной Римской империи; как политической реальности тем не менее, а не как культурной идеи. Неудивительно поэтому, что Стединг принижает Стефана Георге и Мёллера Ван ден Брука до философии Второго рейха. Они недостаточно едины с реальностью Третьего рейха. Даже такой национал-социалист, как психолог Юнг (не упоминая о Ницше), обвиняется в дуализме своего мышления.

Как раз то, что сам Стединг имел в виду под рейхом, совершенно туманно. Поскольку книга была издана в 1938 г., редактор Вальтер Франк осторожно заявляет в предисловии, что Стединг «обеспокоен не пересмотром политических границ, а пересмотром духовных горизонтов». Это очевидное искажение, ведущее свой род от столь же очевидных мотивов, могло бы быть отвергнуто Стедингом как интеллектуальная бессмыслица. Как раз включением в Германию Европы, или по меньшей мере древних территорий Священной Римской империи он в высшей степени и обеспокоен.

Таким образом, мы имеем еще одну иллюстрацию трудностей для национал-социалистической идеологии, вызванных понятием рейха. Расизм плохо приживается в книге Стединга. Хотя он и бросает случайный комплимент официальной философии, у него нет ничего, кроме презрения к антропологам, копающимся в прошлом в поисках особых расовых признаков. «Те, кто часто говорят о народе, ненавидят государство; „политиканы” поступают так же, как и их оппоненты, которые говорят о государстве и ненавидят народ». Раса — это не творческий элемент; это только грубый материал, из которого должен быть построен рейх.

Что же остается в качестве оправдания рейха? Не расизм, не идея Священной Римской империи и, конечно же, не какая-то демократическая бессмыслица вроде народного суверенитета или самоопределения. Остается только сам рейх. Он и есть свое собственное оправдание. Философские корни аргумента следует искать в экзистенциальной философии Хайдеггера. Перенесенный в царство политики экзистенциализм убеждает, что власть и могущество истинны: власть — это достаточное теоретическое основание для более сильной власти. Германия находится в центре, потенциально она является величайшей державой в Европе, она продвигается к тому, чтобы стать самым могущественным государством. Поэтому она оправдывается строительством