Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг. - [63]

Но насколько он отрицает демократию, либерализм, социализм и христианство, настолько он отвергает национализм и империализм. Таким глубоким было убеждение Ницше, что Христос изуродовал здоровые инстинкты человека, что он никогда не прощал его другу Рихарду Вагнеру оперу «Парсифаль», в которой Вагнер вернулся к христианству. Его ненависть к христианству демонстрирует, особенно в его «Заратустре», признаки садизма. Христианство, как отрицание природы, противоестественно и поэтому достойно презрения.

Хотя философия Ницше и идеология национал-социализма содержат очень много общих признаков, между ними непреодолимая пропасть, так как индивидуализм Ницше выходит за пределы любого образца авторитарного строя.

Каков бы ни был окончательный смысл учения Ницше, его восприятие в Германии способствовало росту национал-социализма.[304] Оно предоставило национал-социализму духовного отца, обладавшего величием и остроумием, прекрасным безукоризненным стилем, способного ясно сформулировать возмущение и монополистическим капитализмом и поднимающимся пролетариатом. Свободное молодежное движение, так называемая bündische молодежь, особенно сильно протестовала против затхлости буржуазной культуры, против самодовольства протестантского духовенства, против традиционных форм национализма, против правления бюрократов и штабных генералов, профсоюзных боссов, индустриальных баронов, финансовых посредников — короче, отвергала весь мир буржуазной культуры. Но так же, как и Ницше был неспособен заменить осуждаемый им мир и христианские учения чем-то, кроме рафинированного натурализма, дарвиновского учения о естественном отборе, так и свободное молодежное движение, давшее очень многих национал-социалистических лидеров, не сумело разработать новую философию, за исключением морального и религиозного нигилизма, который, как и любое нигилистическое движение, в конечном счете вел к одобрению любой власти, достаточно сильной, чтобы сокрушить своих оппонентов. Опять-таки именно средний класс был наиболее глубоко затронут антихристианством Ницше. Протест против мира, который не удовлетворял его амбиции, и против системы ценностей, которая накладывала на него нравственные ограничения, выражался в антихристианском и антиеврейском движении.

V. ВЕЛИКИЙ НЕМЕЦКИЙ РЕЙХ (ЖИЗНЕННОЕ ПРОСТРАНСТВО И НЕМЕЦКАЯ ДОКТРИНА МОНРО)

Для сторонника расовой теории она оправдывает «освобождение» Германии от иностранного владычества и включение в великую Германию обширных территорий, населенных немцами. Расовое самоопределение привело Данциг, Мемель, Верхнюю Силезию, польский коридор, Судеты и провинцию Позен в рейх. На самых последних стадиях расизм мог даже служить идеологическим оружием против Англии и Соединенных Штатов, так как национал-социалисты объявили, что новая мировая война будет битвой между пролетарской расой и плутократическими демократиями.

Но никакие уловки воображения тем не менее не могут добиться, чтобы расизм или доктрина социального империализма оправдали германский «новый европейский порядок», завоевание бесспорно негерманских отсталых государств. Польша, Чехословакия, Болгария, Румыния и Югославия — это даже более «пролетарские» страны, чем Германия, а их народы не являются германскими ни с точки зрения «расы», ни с точки зрения истории. Их включение в рейх требует иного идеологического оружия, доктрины жизненного пространства (Lebensraum). Сам Гитлер разъяснил это понятие в обращении к рейхстагу 28 апреля 1939 г. Поводом была телеграмма президента Рузвельта о мире, выражавшая веру, что все международные проблемы могут быть улажены в дружеской дискуссии. В двенадцатом пункте своего ответа Гитлер говорил:

«Я отвечаю: теоретически мы можем поверить, что это исполнимо, поскольку во многих случаях здравый смысл мог бы на самом деле показать справедливость требований, выдвинутых одной стороной, и неотразимую необходимость уступок другой стороны. Например, согласно здравому смыслу, логике и всем принципам человеческой и высшей справедливости, нет, даже согласно законам Божественной воли все нации должны иметь равную долю благ в этом мире. Не должно быть так, чтобы одна нация предъявляла требования на такое жизненное пространство, с которым она не может справиться, так как нет даже 15 жителей на квадратный километр, тогда как другие нации вынуждены сохранять 140, 150 или даже 200 жителей на такой же площади. И ни в коем случае эти более удачливые страны не должны сокращать жизненное пространство народов, которые уже страдают, отнимая у них, например, колонии. Поэтому я был бы счастлив, если бы такие проблемы действительно были бы решены за столом переговоров».[305]

Жизненное пространство было главным лозунгом немецкого политического мышления начиная с раздела Чехословакии. «Восстание континента», говорила влиятельная «Frankfurter Zeitung», «заключается в окончательном исключении Англии из Европы. Европа начала освобождать себя от экономической и политической гегемонии Англии».[306] Жизненное пространство — это очень сложное понятие, требующее важных перемен в демографической политике и полного пересмотра традиционных концепций международного права. Оно получает предполагаемое научное облачение из геополитики, а его корни в немецкой традиции восходят к Средневековью.