Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг. - [64]

1. Средневековое наследие

Тесно связанным с идеей жизненного пространства является понятие großdeutsche Reich. Национал-социалисты характерным способом ухватились за это понятие, с его традиционным и романтическим обаянием, и развили его до идеологической основы своего нового порядка.

Привлекательные качества этого лозунга бесспорно сильны. На протяжении всей борьбы последних шести или семи столетий европейской истории люди никогда не оставляли своих чаяний объединенной Европы, под единым политическим руководством, объединенной не грубой военной силой и экономической эксплуатацией, но общей философией. Проявления этих стремлений менялись от периода к периоду и от страны к стране. Но главная притягательность этой идеи была фундаментально неизменной.

Одним из ее наиболее ранних и наиболее глубоких выражений была идея Данте об имперском правлении, которое могло бы быть выражением humana avilitas.[307] Человечество — это политическое единство, основанное на сознательной преданности индивида этому единству, воплощающему общую культуру и общую философию жизни. Воплощением единства мог бы быть император, пребывающий в Риме и направляющий свои усилия на достижение мира и порядка. Он мог бы воплощать vis coactiva-, папа — vis contemplative. При совершенно различных обстоятельствах немецкий поэт XIX века Новалис (Фридрих фон Гаренберг) искал сходный выход из противоречий, дисгармонии и мелочности реального мира. В прекрасном эссе «Христианство или Европа» он также нашел возможность создания упорядоченного объединенного мира в романтическом возрождении средневековой идеи универсализма, воплощенного в личности христианского императора.

Величайший немецкий поэт XX столетия Стефан Георге сделал ту же саму тему центром своего творчества. Деятельность кружка Георге, который имел большое влияние на послевоенную культуру Германии (на исторические сочинения, например; школа создала замечательные биографии Цезаря, Шекспира, Гёте, Наполеона, Ницше, Клейста и Фридриха II Гугенштауфена), была постоянным протестом против механизации и коммерциализации современной жизни, против буржуазной цивилизации с ее торгашеским духом и ее дешевыми радостями наслаждения. Вместе с Данте и Новалисом как своими признанными предшественниками они мечтали о возрождении империи, сочетающей универсализм церкви и власть Римской империи. Длинная поэма Георге «Седьмое кольцо» идеализирует возвращение дней величайшего из германских императоров, Фридриха II Гогенштауфена.[308]

Все это было зерном для национал-социалистической мельницы. Имперская идея восходит к Священной Римской империи, она находит новое выражение в величайших литературных творениях современной Германии, и она вдохновляет обычного человека. Можно ли было найти лучшее оружие, готовое для того, чтобы быть преобразованным и приспособленным для целей новой империи?

Подход был тем не менее чрезвычайно грубым, так как идея рейха на самом деле несовместима с национал-социализмом. Альфред Розенберг однажды оказался достаточно честным, чтобы сказать следующее. Национал-социализм, писал он, не является наследником Священной Римской империи: совсем наоборот; он наследник борьбы германского народа против универсализма этой империи.[309] И однажды средневековая империя запуталась в клубке собственных противоречий. Не могло быть никакого единства в христианском понятии мирового порядка, гегемонии германского императора и демократических стремлений итальянских коммун. Вопреки папским требованиям универсальной власти, основанной на томистском понятии иерархии порядков, восходящих к универсальному порядку, императоры представляли собой «конституционную власть» Древнего Рима. Оба требования конфликтовали с римской идеей народного суверенитета. На самом деле Священная Римская империя как организованная сила германской нации оставалась мифом за исключением нескольких коротких лет.[310]

Случай Стефана Георге представляет поразительный пример неспособности национал-социалистов разрешить этот старый конфликт. На первый взгляд Георге кажется подлинным предшественником национал-социалистической идеологии; и эта характеристика его творчества является общепринятой. Печатный орган кружка Георге «Blatter für die Kunst» продолжал непрекращающуюся борьбу против натурализма и реализма в литературе.[311] Не борьбу против ненавистного реального мира, так как сам этот процесс мог бы привести к осквернению реальностью. Вместо этого Георге и его последователи бежали в царство искусства для искусства. Героический индивид должен преобразовать себя, а не мир. Он должен полагаться на веру, а не на разум, скорее на кровь, чем на интеллект, на природу, а не на общество.[312]

Родство этой героической фигуры с национал-социалистической идеей очевидно. Более того, именно Георге возродил термин Третий рейх (его последнее произведение и, по иронии судьбы, одно из самых слабых, называлось «Новый рейх»). Для него тем не менее это понятие было исключительно культурным. Оно не подразумевало установления прусской гегемонии над Европой. Когда дело дошло до окончательной проверки, Стефан Георге не принял национал-социализм. Он уехал из Германии в Швейцарию в сопровождении близкого друга, поэта Карла Вольфскеля, еврея. Он никогда не возвращался. Перед смертью в Локарно в 1935 г. он, согласно одному свидетельству, взял со своих друзей обязательство не допустить, чтобы его тело было возвращено в национал-социалистическую Германию.