Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг. - [67]
Два географических фактора, место и пространство, играют главную роль в определении законов антропогеографии, и оба этих фактора обладают безусловным характером в национал-социалистической идеологии. Место является гораздо более важным для Ратцеля.[323] Термин включает в себя размер и форму данной территории, ее атрибуты, такие как климат и растительность, и ее отношение к соседним пространствам, его разделяющие и связывающие свойства. Место определяет, будет ли территория дружественной или враждебной с ее соседями. Оно помогает определить культуру: изолированное место предполагает безопасность, но также дает склонность к культурному бесплодию; центральное место делает сильную страну более влиятельной; оно ставит такую слабую страну, как Германия, в смертельную опасность.[324] И главное значение моря в этой связи очевидно.
Хотя и гораздо менее значительное,[325] понятие пространства также дает начало многим важным законам. Ратцель делает сильный акцент на законе роста пространства, то есть тенденции к гигантским империям. Как и место, пространство также соотносится с культурой. С одной стороны, чем меньше пространство, тем интенсивнее развивается культура, тогда как на больших пространствах культура медленнее проникает к центру. Большие расы со специфическими характеристиками должны тем не менее населять большие пространства, чтобы предотвратить неизбежное расовое смешение от повреждения расового ядра в центре.
Следует особо упомянуть об идее Ратцеля об «укоренении» (Einwürzdung) народа в почве. По своим историческим и политическим последствиям это один из наиболее важных законов, регулирующих отношение между человеком и землей. Народы с низкими культурными стандартами, говорит Ратцель, гораздо менее зависят от земли, чем народы высокого уровня. Чем более интенсивно культивирование (в его самом широком смысле, включая не только расширяющееся вовне, но и простое сельскохозяйственное культивирование), тем более «укорененным» становится население.
Традиционные концепции государства разрушены антропогеографией Ратцеля. Законы движения, места и пространства не могут быть примерены с понятием единообразного правового и политического суверенитета над особой областью. Если тогда пространство не могло быть ничем иным, кроме объекта правления, то для Ратцеля пространство и место становятся самой сущностью государства. Союз между человеком и землей — это органическая связь;[326] это не просто аналогия, как в различных биологических органических теориях общества, но реальный союз, научная истина. Разработка Ратцелем этой теории не должна нас касаться. Абсурдные протяженности, к которым он приходит, в достаточной мере иллюстрируются одним примером. Чтобы оправдать длительное существование Пруссии после ее территориального расчленения в 1806 г., он сравнивает государство с организмами низшего уровня; только на низших уровнях жизни тело может продолжать существовать после разрушения его жизненно важного органа.
Главным политическим значением обладает вывод из органической теории Ратцеля для теорий и практик, связанных с понятием национальности. Граница — это не произвольно установленная линия, но полоса или кайма, отмечающая встречу между движением и контрдвижением. Это результат длительного процесса «укоренения», во время которого пространство становится все более и более значимым. Граница может даже сформировать независимый организм внутри государства. Более того, фундаментальный закон роста пространств — иллюстрируемый несравнимо большей протяженностью России или Британской империи в сравнении, например, с Персией или Римом, — вступает в противоречие с принципами национальности.[327] Даже экстерриториальные воды подчинены этому закону. Атлантический океан пришел на смену Средиземноморью; однажды и он может быть в свою очередь смещен.
Политика национальностей, таким образом, регрессивна. Она может быть сохранена только там, где она может служить как помощь в территориальном приобретении. В наши дни мы разворачиваем «силы для завоевания пространства» (raumüberwindende Machte), термин Ратцеля, который стал частью официального национал-социалистического языка. Одна из главных задач для нас — это развитие народного сознания широких пространств. Народ, чей горизонт остается горизонтом малого пространства, неизбежно придет в упадок.
Челлен[328] создает мост от Ратцеля к национал-социализму. Он имел способность популярного, конкретно документированного представления данных, которая обеспечила ему гораздо более важную роль в развитии геополитической идеологии. И в одном пункте он значительно отклоняется от анализа Ратцеля: он восстанавливает национальность или, скорее, комбинирует национальные и территориальные элементы. Но элементы не нации XIX столетия, а народа. Национальность, говорит Челлен, это проявление «народной индивидуальности» государства. Национальное государство является поэтому натуральной, органической формой государства. Народ и государство, изначально различные, сливаются в один союз.
