Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг. - [68]

При всем ее эмпиризме и предполагаемом реализме и несмотря на некоторые важные отступления, теория Челлена остается в главных чертах переформулировкой органической теории Ратцеля. Государства, пишет он, «это сверхиндивидуальные организмы, который так же реальны, как и индивиды, только гораздо крупнее и могущественнее в процессах своего развития».[329] Государство — это биологический феномен, «форма жизни». Индивидуальность государства — это натуральное единство, выраженное в экономической области как автаркия, демографически — как национальность, социально — как солидарность всех групп, а политически — как лояльность по отношению к правителям.

Любой может видеть, что теория Челлена — это не простая геополитика, а сложная. В равной мере очевидно, что он предвосхитил национал-социалистическую теорию европейской экспансии. Его государство — это экономическая автаркия, в которую массы включены под лозунгом народной общности. Его теория требует безоговорочной преданности правящему классу, и она оправдывает экспансию Германии и иностранные завоевания ее центральным расположением в Европе и ее потребностью в жизненном пространстве. Органическая теория обнаруживает себя как чистый макиавеллизм. В целом органические теории общества абсурдны, если они понимаются как нечто большее, чем аналогия. Биологические законы не воспроизводятся в общественной жизни. В качестве идеологии органические теории могут быть мощными инструментами при всей их абсурдности. Челлен, как мы можем наконец заметить, настаивает, что политическая целесообразность, определяемая природными факторами, — это единственная движущая сила государственной политики. Правовые и нравственные доводы не имеют никакого значения.

Заслуживают упоминания и два других имени в предыстории национал-социалистической геополитики: сэр Хэлфорд Маккиндер и Фридрих Науман. Их главный вклад — который Хаусхофер открыто признавал — это формулировка и популяризация понятия Центральной Европы (Mittel Europa). Согласно Хаусхоферу Маккиндер действительно изобрел эту фразу сразу же после смены столетий[330] и побудил Партча, всемирно известного немецкого географа, спроектировать карту Центральной Европы, состоящей из Германии, Нидерландов, Швейцарии, Австро-Венгрии и Румынии. В 1919 г. Маккиндер опубликовал книгу под названием «Демократические идеи и реальность», убеждающую Конференцию по вопросам мира отказаться от сентиментальных идей и признать географические реальности. Он, в частности, хотел предотвратить объединение русских и германских пространств, потому что такой союз мог управлять не только Европой, но и всем миром.

В Германии идея Центральной Европы, естественно, становится очень популярной во время Первой мировой войны.

Мы можем упомянуть Поля де Лагарда (Боттичера), 18271891, профессора восточных языков в университете Гёттингена. Лагард был прежде всего ответственным за формирование идеологии Розенберга, и Розенберг часто признавал свой долг перед ним и разделял с ним ненависть к католикам и евреям, винил их в народных привилегиях и в просвещении и требовал искоренения всех семитских и романских элементов из немецкого языка и культуры. Лагард был также предшественником концепции Центральной Европы; он видел будущее Германии в ее экспансии в Польшу и Западную Россию и отстаивал Срединную Европу, протянувшуюся от устья Эмса до устья Дуная, от Мемеля до Триеста, от Метца до Буга.[331] Даже идея Розенберга о депортации евреев в Мадагаскар идет от Лагарда.

Возможно, главным популяризатором был Фридрих Науман и его книга «Mitteleuropa», опубликованная в 1915 г.[332] Хотя это и не был, собственно говоря, геополитический трактат, но он точно вписывается в то течение, которое мы обсуждаем. Его значение было чрезвычайно усилено благодаря положению, занимаемому автором в Германии. Член рейхстага Науман был основателем Демократической партии в 1918 г., которая создала Веймарскую конституцию. Его огромный престиж как демократического лидера предоставил ореол либерализма и демократии тому социальному империализму, которому он научился в ранние годы у грубого антисемита Штокера.

Главной целью Наумана было образование федерального сверхгосударства (Oberstaat), полностью объединенного экономически и окруженного тарифной стеной. Оно могло бы называться Центральной Европой. Его дух мог бы быть духом новой Германии (Neudeutsches Wesen), в которой вся экономическая деятельность была бы коллективно организована. В качестве одного из обоснований своей цели этот либеральный демократ предлагал существование особой немецкой экономической психологии. Если французский предприниматель, доказывал он, получает приказ, требующий расширения его завода, использующего пятнадцать человек, он скорее заключает другой договор, а не расширяется. И если бы он сделал последнее, то неизбежно оказалось бы, что он на самом деле был не французом, а эльзасцем или швейцарцем. Немец, с другой стороны, неизбежно расширял бы свой завод в таких обстоятельствах. Немецкий предприниматель является инициативным, опирающимся на научный подход и дисциплинированным. Его рабочие лояльно поддерживают его, так как немецкие рабочие — самые образованные в мире, обучаемые в профсоюзах и в социал-демократической партии.