Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг. - [51]

2. Расизм в Германии

В отличие от Франции развитие Германии никогда не делало акцент на национальном суверенитете. Фактически понятие нации никогда в Германии не закреплялось. Это верно, что Фихте, один из предшественников расового национализма,[229] сформулировал идею немецкой нации, но его концепция опиралась на «народ» и подчеркивала расовые и биологические сходства, порожденные общим происхождением, за счет политических сходств или сознательного, свободного решения равных граждан. Даже Вильгельм фон Гумбольдт, великий либерал, отрицал суверенитет нации,[230] тогда как Генрих фон Трейчке рассматривал национальный принцип как чистую «абстракцию», «наполеоновскую фразу», «пустое выражение».[231]

Национальная идея обычно идет рука об руку с демократическим принципом и народным суверенитетом, а и тот и другой были крайне неприятны германским теоретикам и политическим деятелям. Немецкая разобщенность и соперничество различных земель и их князей, возможно, имели прямое отношение к этому неприятию. В любом случае всякий раз, когда германские теоретики и политические фигуры вели речь о нации, они отделяли ее от якобинских, демократических и политических предпосылок, то есть от любой доктрины политического суверенитета. Биологическая расовая теория заменяла политическую теорию национальности. Задолго до Гитлера политическую связь свободных людей стремились заменить политической связью германской расы.

Есть и другая причина того, почему национальная идея не играла решающей роли в имперской Германии. Акцент на суверенитете нации как таковой уравнивает все нации и создает барьер утверждению национального превосходства. Если нация основывается на свободном решении свободного человека, никакая нация не имеет превосходства над остальными. Национальный суверенитет препятствует империалистической экспансии. Действительно, всякий раз, когда демократические государства прибегают к такой экспансии, они почти неизменно отбрасывают концепцию нации и прославляют расовые и биологические признаки, которые, как предполагается, делают их выше объекта завоеваний. Доктрина бремени белого человека иллюстрирует это положение, и она верна для Соединенных Штатов. Нам необходимо процитировать сочинения Джозефа Стронга. «Это очевидно, — заявляет он, — что англосаксы держат в своих руках судьбы человечества, и очевидно, что Соединенные Штаты должны стать домом этой расы, основным местопребыванием ее власти…»[232] Эта расовая теория была как обоснованием империалистической экспансии, так и иллюзорным решением классовых антагонизмов.

Однако расовые теории не имели основного значения в формировании идеологии английского и американского народов. Быстрый рост таких теорий в Англии и Америке XIX и начала XX столетий служил вспомогательным средством для завоевания колониальных, полуколониальных и очень слабых государств, но услуги этих теорий никогда не требовались для организации тотальной власти над нацией для ведения войны. Иначе было в Германии. Германская экспансия была направлена против могущественных государств. Когда Германия выступила в качестве активной империалистической силы, перед ней была планета, поделенная различными военными машинами. Перераспределение, там, где оно не могло быть достигнуто миром, требовало силы армий и огромных затрат крови и денег. Оно требовало идеологии, которая могла бы обосновать эти непомерные усилия в глазах народа. Предполагаемое превосходство германской нордической расы выполняло именно эту функцию.

Как следствие, вера в германское расовое превосходство имела глубокие корни в истории немецкой мысли. Гердер, первый выдающийся философ истории, писал о народе, который благодаря своей величине и силе, своему трудолюбию, смелости и сохранению военного духа…. внес в блага и бедствия этой четверти земного шара больший вклад, чем любая иная раса. Именно немцы защитили христианство от постоянных вторжений гуннов, венгров, монголов и турок. Благодаря им большая часть Европы была не только завоевана, выстроена и смоделирована, но и заселена и защищена.[233] Это же воззрение поддерживается и большим числом историков, философов и экономистов Германии. Фридрих фон Шлегель обращался к расовым качествам, чтобы объяснить превосходство германских племен над римлянами.[234] Генрих фон Трейчке, историк периода Бисмарка, хотя и занимал несколько двусмысленную позицию по расовому вопросу, интерпретировал историю как процесс, характеризуемый возникновением и исчезновением рас,[235] и делал сравнение между расовыми атрибутами германцев и атрибутами голландцев, англичан, русских, итальянцев и американцев, показывая, что все не-германцы ниже по великодушию, чувству красоты и «простой верности» природе. Короче говоря, Трейчке создал каталог германских добродетелей, который все еще служит инвентарем всех немецких пропагандистов. В то же самое время он боролся против расовой тевтонской философии студенческих союзов (Burschenschaften)[236] Он создавал идола из государственной власти, отрицал, что она когда-либо могла быть неправа, и утверждал, что самым здоровым и энергичным выражением этой власти была война.