Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг. - [50]
В своей решающей функции нация — это идеологическая основа, которая оправдывает центральную принудительную власть над феодальными, местными и церковными властями. Она служит механизмом для унификации широкой сети индивидуальных и групповых интересов — в период, когда средние классы начинают осознавать свои собственные цели и с успехом навязывать их всему народу.
Теория общественного договора, какой ее изложил Гоббс, была неподходящей для удовлетворения потребности в унифицирующем механизме и идеологии, и Руссо быстро обнаружил ее недостатки. Гоббс утверждал, что собственнический интерес мог так или иначе удерживать общество вместе и что государство, как совокупность индивидуальных воль, может существовать, даже не имея общей цели, объединяющей его отдельных членов. В противоположность этой доктрине Руссо заявил, что общество может быть «нравственным, коллективным телом».[223] Переход от естественного общества к политическому обществу, говорил он, должен произвести весьма значительные перемены в человеке, «заменив чувством справедливости инстинкт в его поведении и сообщая его действиям ту нравственность, которой им прежде недоставало».[224] Право сильного, фундаментальное для политических учений Гоббса и Спинозы, не может предоставить основание, на котором может покоиться общество; такое право, заявляет Руссо, является либо излишним, либо бессмысленным.[225]
Нация создает общую цель и общую преданность; она делает общую волю конкретной и предоставляет государству независимость от божественной санкции, устанавливая исключительные связи между индивидом и его светским сообществом. Нация, кроме того, дает каждому государству легитимное основание, отличающееся в этом отношении от универсализма средневековой доктрины. Наконец, она кладет конец династическому принципу легитимности, который отождествлял государство с правителем.
Во время Французской революции нация как раз и показала себя как решающая политическая сила. В это время субъективный фактор, национальное сознание, воля к политическому единству превращается в объективную реальность,[226] и один класс, буржуазия, создает сам себя как нацию, так что нация, можно сказать, становится собственностью этого класса. Через понятие нации буржуазия навязала свою систему ценностей всему народу.
Сплав теории национализма с гораздо более старой доктриной народного суверенитета имел революционные последствия,‘з допускавшие появление светского общества с универсально принятой системой ценностей. Французская революция иллюстрирует революционное воздействие нового понятия. Аббат Сийес был первым, кто выдвинул воззрение, что третье сословие, средний класс и был нацией, потому что он был производительной силой общества. Нация, с его точки зрения, была «совокупностью тех индивидов, которые подчинены общему закону и представлены в одной и той же законодательной ассамблее. Нация — это суверен, ее существование — это ее полное оправдание, а ее воля — это высший закон. Государство находится у нее на службе; государственная власть законна только благодаря ей. Такое понятие, направленное против аристократии и монархии, было явно революционным. Его влияние было столь сильным, что даже контрреволюционеры не отрицали существования нации, но пытались с усердием повернуть его на пользу монархии или союза между монархией и аристократией (де Мэстр и Монлозье).[227]
Французская революция определяла весь ход идеологической дискуссии среди европейских государств до прихода Гитлера к власти; нация как целое состояла из свободных и равных граждан — якобинское понятие нации. Согласно Эрнсту Ренану, нация — это плебисцит, ежедневно возобновляемый, устанавливаемый свободным решением свободного человека.[228]
Социологическая функция этого нового понятия самоочевидна. Возникли обширные, плотно населенные экономические регионы, объединенные общей валютой, тарифами и транспортной системой; уничтожение, или по крайней мере ослабление промежуточных автономных властей; и требование новых форм подчинения. Французские революции 1791,1793 и 1848 гг. объявили, что национальный суверенитет неделим и неотчуждаем. Новая нация ревниво охраняла свои права; депутаты избирались от ее имени, а не от имени какого-либо класса или группы, и никому не было позволено вставать между индивидом и нацией. Это было решительно и драматически продемонстрировано в Lex Le Chapelier, принятом во время Французской революции, в законе, запрещавшем организацию объединений. Индивид, как объявлял закон, должен подчиняться только государству, и никому больше.
Понятие нации, кроме того, служит обособлению общества и отделяет его от других. Это может происходить только тогда, когда общества противостоят друг другу, и каждое обладает особыми чертами, которые можно легко отличить. После разрушения средневекового универсализма династический принцип предоставлял основание для обособления. Но когда этот принцип был разрушен и был заменен либеральным государством, никакого интегрирующего или обособляющего фактора под рукой не оказалось. Либеральное государство само могло исполнять эту функцию. Его цель была только негативной: защита жизни, свободы и собственности. Государства, то есть бюрократические, полицейские и военные механизмы, показывают больше сходств, чем различий. Следовательно, национальное понятие должно было заполнить пустоту, оставленную династическим принципом. Это предполагало обособляющий фактор в мире соревнующихся государств.
