Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг. - [3]

Конечно, это крайности ложной политкорректности на потребу каких-либо политических установок. Истина где-то посередине между точкой зрения Нойманна и взглядами современных западных авторов.

Принципиальная значимость концепции Нойманна

Нойманн по своему основному роду деятельности прежде всего юрист, поэтому его внимание было сосредоточено главным образом на правовой практике и принципиальных переменах в этой сфере государственной власти. Выбор оказался удачным. Нойманн почти одновременно с другим немецким эмигрантом, тоже юристом, Эрнстом Френкелем обратился к такой постановке вопроса. Френкель до 1938 г. также был адвокатом в Берлине; он имел возможность оценить правовую практику гитлеровского государства, которое называл «двойным государством». По его оценке, в секторе власти, который был жизненно важен для расширения тоталитарных претензий режима, ни объективно, ни субъективно не существовало никакого права; в этой сфере юридических норм не было, там царили «мероприятия». В сфере же гражданского права некоторые старые нормы продолжали существовать параллельно вновь созданным нацистским юридическим нормам. Нужно признать правоту Френкеля: без определенной толики права современное государство вообще не может существовать. Но упомянутые нормы были актуальны лишь в той мере, в какой они были допустимы по политическим соображениям и практическим потребностям. Право решающего голоса в этом процессе принадлежало нацистской диктатуре, которая практиковала разделение компетенций на субсидиарной основе. Правда, нацисты по возможности воздерживались от юридических новшеств в сфере экономики. Френкель, однако, подчеркивал, что нет оснований считать, будто нацисты были агентами крупного капитала (как утверждает марксистская историография) — скорее, при Гитлере таким образом реализовывался примат политики. Хотя нацисты и признавали частное предпринимательство важной формой мобилизации творческих сил народа, они оставляли за собой право определять, кто может пользоваться этим правом, а кто — нет. От опасности оказаться вне закона и общества не был застрахован никто: на задворках юридических норм нацистского государства постоянно маячил призрак политической целесообразности. «Полная резервация за политикой преимущественного положения характеризовала всю нацистскую правовую систему».[11]

Франц Нойманн, напротив, не считал, что в Третьем рейхе было единое право и единая власть фюрера, он категорически возражал против мнения Френкеля. В отличие от оценок последнего, Нойманн считал, что право и закон при нацистах были только «техническими правилами», регулируемыми волей фюрера и сами по себе не имевшими правовой обязательности. По Нойманну, в Третьем рейхе царило перманентное чрезвычайное положение.

Ф. Нойманн справедливо отмечал, что конституция — это не просто юридический документ, но и социальный миф, имеющий мобилизационное значение, но только не в Германии, которая после войны внутренне не приняла демократию и правопорядок, с ней связанный. Нацисты этим и воспользовались — Нойманн писал, что в нацистской Германии безраздельно царили хаос, беззаконие и анархия, это подчеркивалось самим названием книги. Немецкое общество, на его взгляд, было разделено на четыре группы, каждая из которых действовала на основании принципа фюрерства и обладала собственной законодательной, исполнительной и судебной властью: партия, высшая бюрократия, вермахт и монополисты. Руководство этих четырех «тоталитарных организаций» иногда шло на компромиссы и соглашения друг с другом. Компромиссы, однако, никак не кодифицировались и не приводились в соответствие с нормой, но реализовывались непосредственно. Нойманн указывал, что Гитлер, хотя и обладал несомненным суверенитетом, единолично принимал только самые важные и существенные решения; правда, и в этих случаях ему приходилось идти на компромиссы. Культ Гитлера служил тому, чтобы скрыть такое положение дел, так как кроме харизматического фюрера не было никакой инстанции для того, чтобы координировать или упорядочивать борьбу между властными группами. Собственно, напряженная борьба между этими группами и была причиной динамики государства и его институтов в Третьем рейхе. Эта динамика регулировалась фюрером. Когда же центральная фигура этой структуры утеряла свою интегрирующую силу и возможности, то вся система рухнула.

Приведенные выше суждения Френкеля и Нойманна лишь внешне противоречат друг другу; оба признавали дуализм нацистской властной машинерии и параллельное существование власти и общества, правовой традиции и попыток ее реформировать. Взгляды обоих выдающихся и оригинальных аналитиков имеют не столько разную природу, сколько разные углы зрения на нацистское государство и его правовую систему. При современном состоянии историографии столь разные взгляды на нацизм гармонично дополняют друг друга и делают всю систему власти при нацистах более понятной. Более того — нынешнее положение нацизма в немецкой историографии, в частности спор «интенционистов» и «функционалистов», невозможно представить без «Бегемота» Нойманна и его дискуссии с Френкелем.