Бедолаги - [57]

И будущее не вмешивалось в игру, оно оборачивалось настоящим, вот и всё. Переезд в новое бюро и сдача старого бюро осуществились с той же простотой, что и его решение больше не писать картин. Андраш не удивился дядиной лжи (говорил, будто он врач, а работал санитаром), не удивился тетиному крушению в жизни, полной самоотдачи. Будапешт, по его рассуждению, поблек, стал призраком, пусть и живым на свой лад. И родители сделали то, что должны были сделать ради спасения ребенка, отправив его туда, где самих бы их убили. Все это глупо, но очень серьезно. Многое решилось в жизни за него, и разросшимся до жутких размеров незваным гостем тянулось за ним прошлое, потягивалось старой кошкой, громоздилось на столе и на кровати, с обломанными когтями, но всей массой тела и шкуры готовой вытеснить любого, когда бы знать — куда.

«Милый, переезжай, — говорила ему Магда, — все равно куда, хоть в Будапешт, хоть в другую квартиру. В этой дыре ты пропадаешь». Проще всего было бы переехать к ней, ясно — она и ждала этого решения, две комнаты с ванной для него одного, отдельно, она мешать не станет, даст ключ от задней двери — и все дела. «Еще одна упущенная возможность», — таков был комментарий Ласло. И потом Магда ушла. Ласло вновь попытался заманить его в Будапешт, нарочно явился в Берлин, похудевший на пять кило с тех пор, как ходит на фитнес. «Прямо над рекой, изумительный вид, тренинг на открытом воздухе, — хвастался он, а еще велел Андрашу купить новые рубашки. — Кожаную куртку подари своему бомжу, вид у тебя ужасный». Но разве с Андрашем можно строить совместные планы? «Чего ты ждешь, что хоть тебе интересно?» — с отчаянием спросил под конец Ласло. А Андраш подумал: «Да ничего, кроме первых теплых вечеров, и акаций, и что Изабель не отвечает». Прошлое его не интересовало, это и была громадная кошка, еврейская и восточноевропейская кошка, и росла непрошено, и требовала места. От нее не спасешься, разве что украдкой пробежишь мимо.

Наконец пришла весточка от Изабель — короткая и легенькая, а к ней рисунок: бежит девочка в красном плащике, торопится, охваченная паникой… А к этому слова: «Рисовала с соседской девочки, хотя на улице никогда ее не видела, наверное, ей нельзя выходить из дому, и она очень бледная».

Про новое бюро ничего не написала, только отослала Петеру доверенность, и Андраш обещал Ласло, что приедет на три недели в Будапешт.

— Давай поезжай, — раздраженно сказал на это Петер, — пусть я один всем буду заниматься! Впрочем, можешь привезти из Будапешта парочку клиентов. Если вам тут работы мало, надо заняться импортом из Будапешта или Лондона. О чем вы вообще думаете? В конце концов, мы все трое живем за счет этого бюро.

В ту ночь они просидели за работой до двух, а когда встретились на другой день и вместе привалились к подоконнику, Петер спросил:

— Мы же этого хотели, не так ли? Хотели открыть дизайнерское бюро, нет?

Вошла Соня с двумя телефонами в руках, отчаянно замахала, потому что зазвонил третий, но Андраш и Петер не обратили на нее внимания, стояли на солнышке у окна, и им было хорошо вдвоем.

— Даже вернись Изабель, лучше не станет, — заметил Петер. — Но ты, наверное, по ней скучаешь?

— Совершенно не скучаю. Знаешь, я недавно был на кладбище у Ханны. А Магда действительно больше не звонит. Но я не сломался! Работаем дальше. И у нас полный порядок, просто мы постарели и быстрее устаем, вот и всё. Я всегда думал: наступает момент, когда ты понимаешь, что пора, — и принимаешь решение. Но это, видно, не так. Якоб появился, и мне стало страшно. Будто он ищет что — то впотьмах, а Изабель бежит куда-то, как девочка в красном плаще…

— С тех пор как Ханна умерла, мне вообще все безразлично, — ответил Петер. — Я думал, дело в этом — в ее смерти. Работа идет, квартира почти не изменилась. Давно хотел тебе сказать: Соня переезжает ко мне. — Он улыбнулся и провел рукой по седым коротким волосам. — В конце концов и ты получишь свою Изабель, хотя я не знаю, желать тебе этого или нет. Магда совсем другого калибра.

Вошла Соня с каким-то листком в руке, Петер шагнул к ней, поцеловал в губы.

— Я ему сказал! Ну как, благословишь нас, Андраш?

В одну из последующих ночей он проснулся от страшного сна, дрожащей рукой зажег свет, посмотрел на часы. Почти четыре, Магде звонить поздно. Хотя снилась ему не она, а Изабель: стоит в пустой комнате, в неоновом свете, обнаженная, старше и меньше ростом, чем в его воспоминаниях, стареющая женщина с телом ребенка и беспомощным, пустым лицом. Андраш поднялся с кровати, пошел в ванную, и впервые его рассердило, что зеркало все в пятнах. Обмотался полотенцем, встал у окна, закурил, закашлялся. Сон не исчезал. Он искал то лицо Изабель, которое любил. А то, которое видел, было чужим и удручающим, испуганным и холодным — подлинным, что ли, окончательным? Но в комнате Изабель не одна, и он вспомнил серый, в пятнах, ковер и как она одевается и уходит, а тот, другой, остается.

В шесть утра Андраш принял душ, оделся, вышел, наткнулся на почтальона, и тот плюнул прямо рядом с ним, и утро пахло пылью, и в рассвете ничего утешительного, киоскер носит пачки газет из машины, на улицах уже движение, и два полицейских глядят на него внимательно, но равнодушно, и где-то едет поезд. Как ему хотелось, чтоб Изабель оставалась прежней, какую он любил. Ясная, цельная, без особых каких-то стремлений и желаний, без того, что отчуждает, без того, что ведет дальше, из настоящего — в путаницу надежд, или страстей, или тщеславия. На свой лад старомодная — так он всегда думал, — но и не без подлинки.