Бедняк - [28]

– Обязательно заеду, – сказал он, зная, что никогда уже не приедет в этот город и не увидит Анну Григорьевну. И она поняла его, помолчала и первая поднялась:

– Ну, поезжайте и будьте счастливы.

И вышла на крыльцо проводить его.

Он пошел по красной кирпичной дорожке навстречу почтовому ящику и, видя, что в нем ничего нет, все-таки по привычке открыл его и заглянул внутрь. Там ничего не было. Ящик был пустой и мокрый.

В Москву он прилетел на следующий день, и после тихой жизни у Анны Григорьевны шумная сутолока плотной, непрерывно движущейся массы людей раздражала его, он болезненно щурился от яркого солнечного света, инстинктивно избегал соприкосновения с толпой. Дел в Москве у него не было, и он собирался сразу ехать домой, но долго ходил по городу, покупал подарки жене и сыну и, наконец решившись отправиться на вокзал – вдруг зашел в пивной бар. Недолго сидел один, нехотя потягивал пиво, оглядывал низкий прокуренный зал, освещенный холодным белым светом. А потом сели за его стол четверо молодых рослых парней, разговаривающих уверенными громкими голосами. Было им лет по девятнадцать-двадцать, и Александр с неожиданным любопытством стал присматриваться к ним. Почему-то появилось острое желание узнать – чем живут эти люди, как думают и – как любят?

Четверо не обращали на него никакого внимания, словно никого, кроме них, и не было за столом. Тон в разговоре задавали двое – у одного на правой руке поблескивало золотое обручальное кольцо, у другого на лацкане пиджака внушительно вырисовывался прямоугольный значок «Мастера спорта».

Говорили они о предстоящих экзаменах, о каких-то компаниях, вечерах и выпивках, – и о девушках. И обо всем говорилось одинаково – ровными, небрежными голосами, щедро пересыпали свою речь жаргонными словечками, безаппеляционно кидали «мура», «чудишь, старик», «заметано», бездумно матерились, почти не понижая голоса. Александр видел, что это маска, стереотип бездумного поведения, – обязательная небрежность, чуть-чуть цинизма, снисходительная самоуверенность, – но что скрывалось за этой оболочкой? И зачем понадобилась им эта маска?

Маска казалась безукоризненной, плотно приросшей к этой четверке, – за полчаса разговора ни один из них не сбился с заученного тона. И они, вероятно, сами не замечали, как безлико выглядят со стороны, какой наивной кажется их самоуверенность, и Александр с недоумением подумал: зачем им это нужно? Ведь – не глупы же они...

Он подозвал официанта, рассчитался, и тот, кто носил обручальное кольцо, равнодушно подвинулся вместе со стулом, пропуская его, и Александр сзади услышал его голос:

– Нет, братва, мы сделаем вот что: возьмем тачку и поедем к моей старухе.

Александр не сразу сообразил, что «тачка» должна означать такси, а «старуха» – жена. И попытался представить, как говорит этот парень с женой в интимные минуты, какое у него при этом лицо, – и не мог.

Жена встретила его привычным радостным поцелуем, выбежал сын, и Александр, поднимая его маленькое тяжелое тело, не чувствовал знакомого умиротворения от того, что наконец-то он дома и снова начинается привычная удобная жизнь и любимая работа в кабинетной тиши.

– Что же ничего не писал? – мягко упрекнула жена.

Он виновато пожал плечами.

– Да ведь сама знаешь, какой я любитель писать письма.

И это была правда – письма он писать не любил.

– Устал? – спросила жена и, не дожидаясь его ответа, ласково приказала: – Иди мойся, сейчас будем ужинать.

Сын, сразу забыв о нем, занялся игрушками, и на лице его было написано сосредоточенное удовлетворение. Разглядывая большой трактор, он требовательно сказал:

– Папа, покажи, как он ездит.

Он давно уже привык к тому, что игрушки покупались ему самые лучшие, и не допускал мысли, что отец мог подарить трактор, который не двигается сам. Александр стал показывать, как надо управлять трактором, и когда он с тихим жужжанием пополз по полу и стал послушно поворачиваться, останавливаться и давать задний ход, сын шмыгнул носом и удовлетворенно сказал:

– Ага, понял.

– А ты без «ага» не можешь? – сухо спросил Александр.

Сын промолчал и, взяв у него пульт с кнопками, стал сам командовать трактором. И это бесцеремонное молчание вдруг возмутило Александра – он резко сказал:

– Когда отец делает тебе замечание – надо отвечать, а не отмалчиваться.

Сын обиженно посмотрел на него и нехотя сказал, отворачиваясь:

– Хорошо, папа.

Александр молча пошел в ванную. Неожиданная неприязнь к сыну удивила его, и он, вспомнив, как радостно приняла его подарок Наденька, как приятно ему было наблюдать за ней, с тревожным недоумением подумал: почему так? А может быть, – догадывался он, вспомнив, что говорил Анне Григорьевне, – ребенок любимой женщины и должен быть более желанным, чем свой собственный? Но думать об этом было слишком уж неприятно, да и мысль представлялась нелепой и невозможной.

Он медленно разделся и долго мылся, всячески оттягивая время, – ему просто страшно было идти на кухню, встретиться взглядом с женой, – о чем он будет говорить ей?

А Лена уже давно ждала его – он увидел красиво накрытый стол, и сама она была очень красива в светлом нарядном платье, надетом специально для него.