Бедлам в огне - [9]

И снова он был прав, но согласие лишь ухудшило бы ему настроение, поэтому я промолчал. Наверное, можно было бы объяснить ему, что он делает не так, предложить отрастить волосы и не носить одежду, которая уже лет двадцать как вышла из моды, но у меня не было желания играть в Генри Хиггинса[16].

– Но, увы, я не Трумэн Капоте, – сказал я, купил нам еще выпивки и попытался сменить тему: – Видишься с кем-нибудь из колледжа?

– Да ни с кем, – ответил Грегори. – Хотя вот собираюсь связаться со стариной Бентли. Хочу послать ему корректуру своей книги, попрошу написать отзыв для обложки.

– Думаешь, книга тогда будет лучше продаваться?

– Не знаю. Если бы я был на ты с Энтони Берджессом, попросил бы его, а так…

Мрачное настроение Грегори оказалось заразным. Выяснилось, что единственный способ продлить совместный вечер – хлестать спиртное. Что мы и сделали. Пьяный Грегори не стал менее угрюмым, зато мне выпивка прибавила терпимости. Разговор наш далеко не продвинулся. Грегори стойко придерживался двух тем: своей книги и своей уродливости.

– Наверняка ты охереть как получаешься на фото, правда? – спросил он.

Я вынужден был признаться, что да. Фотогеничность – еще одно бесценное свойство, которым наделила меня судьба.

– И тебе в самом деле нравятся литературные розыгрыши, да? – не унимался Грегори.

Я повторил, что так и есть, – но лишь из-за смутного ощущения, что слова эти хоть немного развеют его тоску.

– Старик, окажи мне услугу. Дай мне свою фотку, а? Пошлю в издательство и скажу, что это я.

– Что? – спросил я.

– Да они там жопу от локтя не отличат, а встречался я только со своим редактором, да и писатели никогда не похожи на свои рекламные фотографии.

– О чем ты говоришь? Хочешь, чтобы я выдал себя за тебя?

– Да не будешь ты выдавать себя за меня. Твоя фотография мне нужна лишь для того, чтобы читающая публика подумала, что я вполне себе такой симпатяга.

К тому времени мы основательно надрались, и после настойчивых приставаний Грегори я согласился, что идея довольно забавная. Однако фотографию свою давать я не собирался. Я знал, что к утру протрезвею и эта идея перестанет казаться мне такой уж забавной. Наконец Грегори взглянул на часы, занервничал и сказал, что опоздал на последний поезд до Харрогита, и не пущу ли я его переночевать? С тоской подумав, что не вправе отказать ему в такой малости, я ответил, что он может устроиться на полу.

Последним поездом метро мы отправились в мою жалкую комнатенку, и пока я варил кофе, Грегори рыскал по коробкам с фотографиями, стоявшим на каминной полке. Мне хватало педантичности, чтобы запечатлевать свое прошлое, но не хватало, чтобы как-то рассортировать его, поместив снимки в альбом или разложив в определенном порядке. Грегори достал мой довольно унылый портрет, впрочем, не такой уж и дурной – театральный фотограф сделал снимок для афиши, когда я участвовал в постановке “Местного стигматика”.

– Но послушай, – способность к мышлению не окончательно покинула меня, – а как же друзья и родственники? Они ведь увидят твое имя и мою фотографию. И решат, что это странновато.

– Да не будь ты идиотом, старик. Родичам я ничего не скажу. Они и так считают меня пидором, потому что я учился в университете. Если они пронюхают, что я написал книгу, а особенно если узнают, о чем она, дома меня просто линчуют.

Я спросил себя, что же такого шокирующего в его книге, но любопытство мое продлилось не долее секунды.

– Но ведь на книге все равно будет стоять твое имя, – сказал я.

– Ну и что? Ты, наверное, удивишься, Майкл, но, в общем и целом, мои родичи не проводят время в книжных магазинах или за чтением литературных рецензий. А если им вдруг доведется увидеть книгу с моим именем, они просто скажут: “Забавно, этого писателя зовут так же, как нашего Грегори”.

– И разумеется, там будет моя фотография.

– Вот именно!

Грегори произнес это с ликованием, словно ему удалось донести смысл до самого тупого из своих учеников. Я же, несмотря на туман в голове, был уверен, что привел далеко не все возражения, но, черт возьми, было уже поздно, я был пьян, и мне надоело спорить. Я разложил для Грегори спальный мешок, упал на свою узкую односпальную кровать и провалился в свинцово-пьяную мглу.

Когда на следующее утро я проснулся, Грегори Коллинза уже не было. Он забрал фотографию и оставил записку, пообещав пригласить меня на презентацию своей книги, если, конечно, эти сволочи устроят презентацию, во что он лично не верит ни секунды. В холодном утреннем свете меня одолели еще большие сомнения, но я сказал себе, что он передумает, когда доберется до дома. В любом случае я понимал, что связаться с Грегори не смогу. Я не знал ни его адреса, ни в какой школе он преподавал, не знал названия издательства; а самое главное – я не горел желанием заниматься его поисками. Это было бы уж слишком. Так что я просто-напросто выкинул тот случай из головы. Решил, что Грегори Коллинз – из тех людей, кто изредка мелькает в жизни, но так и не становится другом и уж точно не играет большой роли в судьбе. Это глупость или что?

3

Я так толком и не понял, о чем роман Грегори Коллинза “Восковой человек”, и, насколько мне представлялось, этого не поняли все рецензенты. Да, я его прочел, и да, его рецензировали – если и не широко, то достаточно, и хотя большинство критиков не смогли в нем разобраться, все почему-то единодушно решили, что роман весьма неплох.