Базирование Военно-морского флота СССР - [19]

Причины волнения Барченко и необыкновенной щедрости начальника училища стали понятны: он был единственным в училище командиром роты, который не являлся выпускником нашего училища, и его методы командования ротой отличались от остальных. Выпускники училища командовали ротами так, как командовали ими, когда они сами учились. Они были молоды, сами только что были курсантами, умели подчиняться и заставить подчиняться других. Это были отличные командиры, которые нас многому научили и которым мы многим обязаны. Но они командовали только по уставу, а Барченко командовал, как сейчас говорят, еще и «по понятиям».

К курсантам он относился как отец к детям. Например, старшина роты производит увольнение и кого-то из курсантов не увольняет по каким-то причинам: то брюки не так выглажены, то тельняшки не первой свежести. После того как старшина роты сам уйдет в увольнение, ротный Барченко разрешал увольнение и ранее оставленным после устранения замечания старшины роты. В училище ранее такого никогда не было — считалось, что это разлагает дисциплину. А получилось наоборот. Курсанты искренне полюбили Барченко и старались не нарушать порядок. Не потому, что боялись наказания, а потому, что не хотели доставить неприятность своему ротному.

Выборы в то время проходили так. Городские власти давали училищу перечень домов и квартир, куда училище должно было выделить агитаторов. Каждому агитатору из курсантов выделялось несколько квартир, в основном коммунальных. В среднем на курсанта приходилось человек тридцать избирателей. Агитатор должен был агитировать за кандидатов и обеспечить явку на избирательный участок. До выборов он обходил своих подведомственных и каждому рассказывал, за кого голосовать, когда и как. В своем журнале агитатор делал соответствующие отметки. Если агитатор выявлял тех, кто намеревался не ходить на голосование, он должен был немедленно об этом доложить. Во время выборов агитатор старался как можно скорее притащить своих избирателей на участок, будучи в этом прямо заинтересованным, потому что только после того, как все его подопечные проголосуют, он мог идти в увольнение. Курсанты применяли все средства, мыслимые и немыслимые, чтобы убедить поскорее проголосовать. Если кто-то по каким-то причинам не смог прийти на избирательный участок, к нему домой немедленно направлялся член участковой избирательной комиссии с урной для голосования.

В училище перед голосованием проводили специальное собрание, на котором сообщали следующее.

Выборы — дело сугубо добровольное, начало выборов — в шесть утра. Распорядок дня не изменяется, официально подъем в 8.00, но если кто хочет проголосовать раньше, ему не возбраняется и раньше встать. Окончание выборов — в 12 часов ночи, можно приходить в любое время. Если кандидат не нравится — можете его вычеркивать. Увольнение по распорядку дня, т. е. после обеда.

В день выборов с пяти утра во дворе спального корпуса начинает играть марши духовой оркестр — спать дольше не было никакой возможности. Все вставали и, делать нечего, шли на избирательный участок. В 8.00 в совершенно пустой роте дневальный, выполняя распорядок дня, кричал: «Рота, подъем!» и свистел в дудку, как это положено, чтобы разбудить роту, которой уже давно в помещении нет. В увольнение отпускали только тех, кто уже проголосовал, поэтому все старались закончить с этим делом побыстрее.

Обычно командование училища уже к восьми часам утра докладывало, что голосование закончено со стопроцентной явкой избирателей.

В первые годы обучения по революционным праздникам, которыми считались 1 Мая и 7 Ноября, всем курсантам во время обеда давали по сто грамм водки. Приходил командир роты, брал свои сто грамм и призывал нас выпить за товарища Сталина и соответствующий праздник. Позднее это прекратилось, но к выпивке курсантов командование относилось вполне терпимо. Если выполнять три основных требования: не пить в училище, не опаздывать по пьянке из увольнения и не попадать в пьяном виде в скандальные ситуации, то к слегка выпившим относились снисходительно. Если же нарушалось одно из трех основных требований, наказывали очень строго, вплоть до отчисления из училища.

Начальник нашего факультета полковник Егоров, человек уже в возрасте, седовласый, полноватый, всегда безупречно выбритый и в идеально вычищенной и отутюженной форме, перед праздником строил факультет и говорил речь. В двух словах поздравив нас с наступающим праздником, он переходил к главной части речи:

— Уговаривать вас не пить в праздник не буду — это абсолютно бесполезное дело. Расскажу, как надо пить. Пить надо что-либо одно: или белое или красное. Особо обращаю на это внимание тех, кто пойдет к девушке домой в гости. Ее папа будет наливать белое, мама — красное. Принимайте сразу решение, с кем будете сотрудничать. Как только услышите приглашение за стол, сразу садитесь, и пока все усаживаются, возьмите кусок хлеба, намажьте толстым слоем сливочного масла и съешьте. Ерунда, что неприлично в гостях много есть, неприлично в гостях быть пьяным.

В то время ежегодно было два военных парада — на 1 Мая и на 7 Ноября. В Москву из Ленинграда на парад ездил морской сводный полк из четырех батальонов. Первый — училище имени Фрунзе, второй — училище имени Дзержинского, третий — политическое училище, четвертый — ВИТКУ. В Москве на парадах я был дважды — в ноябре 1947 и в мае 1948 года. От столичных парадов осталось в памяти следующее.