Байки - [38]

Она с трибуны тоненьким голосочком: “Сыночки, дорогие! Служите честно, слушайте командиров!...” И так далее в том же духе. А мы в десять тысяч глоток: Ура! Ура! Ура!

Да это фиг с ним. Повели её показывать боевую технику. А как же, по полной

программе! И ей не понравилось, что окраска танков матовая. Потому что, мол должны блестеть наши грозные танки! Чтоб, значит, враг издалека видел и заранее боялся. Ну а как иначе! И мы смоченными в масле тряпками протирали машины, чтобы окраска бликовала.

Повезли её показывать летний лагерь. И всё бы хорошо, да не понравился ей лесной беспорядок. Почему в лесу везде валяются сосновые шишки и иголки прямо - таки толстым слоем? Значит, давно не убирают в лесу. А нехорошо. Думаете, треплюсь? Нет. Всё так и было, и потому мы, наплевав на все дела, собрали все иголки и шишки в лагере и округе, выкопали танком огромную траншею (хорошо, не вручную, а вполне могли бы), засыпали в неё всё это, утрамбовали танком и завалили землёй.

Ну а вскоре прибыл кто-то из высших чинов и обалдел от бликующей окраски боевой техники. Что было! А потом начальство узрело лес без шишек и иголок и рассвирепело.

Так мы, опять же забросив учебный процесс, перекрашивали всю технику и из

соседнего леса привезли и разбросали шишки - иголки.

Пожалуй, это был наибольший из армейских идиотизмов за все три года службы.

Только мы уже к тому времени научились. Поняли службу.

У англичан, я читал, говорят: всему, что движется, отдай честь; всё, что не движется, покрась. Тоже ведь понимают службу англичане.

Да и потом, если гражданские суют нос в армейские дела, всегда получается идиотизм вроде этого.

Поворот

Расстелить дорожку перед тумбочкой дневального до команды "Рота, подъём!” я не успевал. Старшину уже принесло, дежурный по роте вот - вот заорёт “Рота, строиться!” и у меня еще секунд сорок пять до команды “Рота, равняйсь!”, после которой ходить перед строем нельзя.

Бросил скатку дорожки у порога, присел и начал её раскатывать. Старшина стоял в стороне и как только я поравнялся с ним, ударил ногой по скатке. Видимо, он считал, что я не то делаю. Но до команды имею право ходить перед строем. Да и строя ещё не было, по сути. От "Подъём!” до “Равняйсь!” проходит сорок пять секунд, я успеваю. Не успею – получаю втык.

Собрал скатку, начал раскатывать, он опять ударил, только на этот раз по руке ниже локтя. Больно, зараза! Наверно, опять жена ночью отказала, на нас срывает.

Раскатываю снова. Вот-вот дежурный даст команду, ребята почти все стоят в строю, спичка в руке дежурного догорает – это и есть сорок пять секунд. Старшина опять ударяет по скатке и по руке.

Раскатываю скатку, а старшина свирепеет. Хватает меня за плечо, я слышу треск рвущейся гимнастёрки.

И тут терпение моё лопнуло. Сколько же можно терпеть тупого макаронника, эту чёртову срочную службу, когда из тебя круглые сутки делают нерассуждающего тупого болвана?! Тебя давят физически и нравственно. Сколько можно! Убью макарона!

Я схватился за нож и попёр на старшину, смотря ему в глаза, как учили. Он испугался, я видел. Попятился к стенке. Но нож не вынимался из ножен. Я дёргал, а он не вынимался. Я забыл, что со вчерашнего дня мы ходили в наряд не с финками, а со штык - ножами, а он пристёгивается ремешком за рукоятку. Поэтому старшина остался жить, а меня огрели по голове табуреткой.

Очухался я в сушилке от вони портянок. Болела голова, хотелось пить и курить. В карманах было пусто. Такая вонизма, жуть! И очень жарко, сушилка же.

Через некоторое время вошёл помкомвзвода. Поморщился: “Ну и вонь здесь, как ты не загнулся!”- “Спросите у макарона, товарищ старший сержант.” Он сказал: “Поговорим, как мужики, без званий, ага? Дела твои плохи, парень. Покушение на жизнь командира при исполнении им службы – трибунал. Два года дисбата, которые в срок службы не засчитываются. Или восемь лет тюрьмы. Попал ты вдоль службы.”

Я вскочил: “Да хоть десять, всё равно убью макарона! Отсижу и убью.” Помкомвзвода вздохнул: “Ну и дурак. У тебя есть возможность, если попросишь прощения у него

перед строем; ему тоже не мёд, если кто из роты в дисбат, его недосмотр… О, а чё у тебя с погоном?”- “Макарон оторвал, сука паскудная, ещё прощения просить! За что? Cаня, ты скажи, за что, за издевательства, да?” Он опять вздохнул. “Видишь, никто не издевается ни над кем. Это армия, она во всём мире такая. Потому что солдата надо приучить выполнять любую команду без рассуждений. Любую. На автомате. Потому что при этом может возникнуть вопрос: почему я должен сдохнуть, а не Вася, Петя, Коля? А пока ты думаешь, подохнут все остальные. А офицер, он, в принципе, должен быть готов умереть в любой момент. Когда прикажут. Но он сам выбирает свою судьбу. Это в принципе. А так, мы же все люди. Вот такая штука. Я сам через это прошёл. Потому и рукопашкой стал заниматься, что злой был. Ты на старшину полез, а я на площадке всех крошил. А что гоняют, так воспринимай это, как спорт. Ты ж на гражданке занимался, а здесь по-другому, но тоже спорт. Вот. А с погоном, так это хорошо, что он его тебе оторвал. Теперь он должен перед тобой извиняться. Только ты без переборов, тебе ещё служить и служить…” И ещё он говорил о службе, дисциплине, самоуважении, солдатской дружбе, солдатском мастерстве.