Байки - [34]

Ну, Гришку не зря дураком звали. Он решил, что если при кнуте, так он сейчас и этого старшего лейтенанта разделает под дуб или ясень, не иначе. И заорал: “Агааа, и тты тутт, твою, мол, растуды, и тебя эта … позвала, так я вас всех научу!” Не успел, конечно, потому что старший лейтенант прыгнул быстрее, чем Гришка размахнулся. Но ещё раньше Колька съездил Гришке дрыном по башке. Хрясь! И старший лейтенант почти одновременно Гришку ногой в грудь. Тресь! Гришка переломился и полетел через штакетник.

Надежда Ивановна выскочила на улицу: что с ним сделали, вы же его убили, как так можно человека бить! Ну и старший лейтенант спрашивает, а что это у неё с лицом. Она закрыла лицо руками, согнулась и к двери. А та защёлкнулась.

Старший лейтенант говорит: “Всё, пацаны, топайте по домам, вы своё сделали, спасибо вам. Вы настоящие казаки, пацаны. Идите спокойно домой.” Мы пошли, а следом за нами трое солдат с повязками.

Гришка попал в больницу с переломами рёбер и сильным сотрясением мозга.

Говорят, когда к нему пришли из ЗАГС’а насчёт согласия на развод, он согласился сразу. Этого старшего лейтенанта стали часто замечать с Надеждой Ивановной на берегу ставка. Там все парами по вечерам ходили.

Начался новый учебный год, к нам пришла новая классная руководительница. Она была, конечно, некрасивая, голос у неё был не такой, вести себя она не умела, оценки ставила неправильно. А Надежда Ивановна уехала со старшим лейтенантом, когда у него закончилась практика.

Отец сказал, что всё, каюк, отработала ваша ненаглядная учиха. Теперь начнёт детей рожать, старший лейтенант не согласен меньше, чем на пятерых. Вот тут я и обалдел. Зачем, думаю, ему дети, он что, женщина, что ли? Отец сказал, что он из многодетной семьи, как у казаков принято. А после войны остался только дед. Вот он и хочет, чтобы опять семья была большая. Да и деду радость под конец жизни.

Ну, может быть. Деды, я видел, с малышнёй возятся. Главное, чтобы он их не бил. А то, может, женщин бить нельзя, а детей можно. Но мама сказала, что такие люди детей никогда не бьют. Не знаю, не видал.

Жирная утка

Получилось так, что старую плиту вечером Ромка выбросил на помойку, а новую так и не привезли. А Галька в ожидании новой плиты купила жирную утку. А лето вовсю, ну и куда её девать, утку то есть? Холодильники тогда были редкостью, по записи. Это вам не какая-нибудь Германия. Ну, короче, утку надо было срочно сварить и не менее срочно слопать. У Гальки было кому лопать. И она пошла к своей соседке: ”Шурочка, а можно я у тебя утку сварю?”. Шурка разрешила.

У меня как раз по случаю выходного аппетит разросся. Выхожу на кухню, а на плите две кастрюли, Галькина и Шуркина. И Шурка перекладывает утку в свою кастрюлю. Мне до лампочки, просто не понял сначала. Стою, чищу картошку.

Звонок в дверь, Шурка резко перекладывает утку в Галькину кастрюлю и бежит

открывать. Вошла Галька, положила в кастрюлю морковку, луковицу, зелень какую-то. “Ой, Шурочка, мои девки балуют, посмотри, чтобы тут не очень, ладно, Шурочка?” А у неё этих девок аж три, мелкота, и все оторвы жуткие. Никогда таких бандиток не видел. И убежала. А Шурка тут же плюхнула утку в свою кастрюлю.

Вот тут мне стало интересно, чем же это кончится. Узнает ли Галька, и если да, то как себя поведёт. То, что Шурка меня не стеснялась, меня давно не удивляло. Она вообще никого никогда не стеснялась. Бояться, что по роже дадут – это да, побаивалась, бывали случаи. Но стесняться - да никогда.

Утка варилась поочерёдно то в одной кастрюле, то в другой. Она ведь жирная, подозрений не возникало. И когда она стала мягкой, при перекладывании оторвалась ножка. Галька увидала ножку отдельно от утки, и когда выходила, язычок замка застопорила, я заметил, Шурка не заметила.

Ну, думаю, сейчас будет. Вышел на лестничную площадку, чтоб не присутствовать при рукопашной. Не люблю, когда бабы дерутся, такая гадость, фу. Из лифта вышел Коля, Шуркин муж, и Ромка - Галькин. Всё, действующие лица на местах, начинается. Я тихо прошёл в свою комнату и закрыл дверь.

Галька вошла бесшумно и не нашла, видимо, утки в своей кастрюле, потому что Шурка сказала: “Ты чо лезешь в мою кострулю, дурра?” И Галькин вопль: “Ромааа!” Примчавшийся Ромка не мог понять, что происходит. Интересно, а кто бы понял! Видимо, Ромка попытался разобраться, заглянуть в кастрюлю, но Шурка всеми своими стапятьюдесятью кэгэ с гаком стояла скалой – не сдвинешь. И сейчас вижу её любимую стойку: расставив толстенные ноги, руки в бока, огромное брюхо торчит, голова наклонена вперёд, подбородок утонул в в складках жира на груди. Не баба, а просто ИСУ-152.

Ромка был нормальным нескандальным мужиком, и потому плюнул и ушёл, сказав Гальке: “Ты чего, не знала, с кем связалась? Да плюнь, пошла она…” И сказал, куда.

Утка досталась Шурке, которая в ознаменование “победы” решила распить две чекушки. Они у неё были где-то заныканы.

А вот дальше… Выпили они первую, Шурка изложила свой взгляд на историю с уткой. И тут оказалось, что вторая чекушка куда-то подевалась. Вот она только что, вроде, стояла тут вот. А - нету. Сосед увёл, сука? Не, он не выходил. А если