Байки - [16]

Шрифт
Интервал

Мы макнулись ещё пару раз, попели песни, покурили, потрепались “за жизнь”. Надо было будить девчат да и собираться. Мы с ребятами обулись, чтобы было легче взбираться на крутой берег. Фрей дёрнул Светку за ногу: “Пора-пора!” Девчата, проснувшись, лезли в воду, визжали, само-собой. Мы даже не заметили, как подошли эти трое.

Ну, двое - просто парни нашего возраста и размера. Зато третий – мамочки! – такой шкаф метра под два. Тогда Шварценеггера не было, а так этот парень, как молодой Арнольд. Только ростом повыше. Как раз Маня вышла из воды и они уперлись друг в друга глазами. Алька, видя такое, просто озверел. Он сразу понял, что - всё, труба! Собственно, ему и так ничего не светило, но терпеть такое Алька не мог. Он подскочил к парню, встал в боксёрскую стойку: “А ну вали отсюда!” Парни захихикали: “Ты глянь, Вася, буксир какой! Сделай буксиру!” Для Васиных размеров Алька был смешон, килограмм сорок разницы, только Алька этого не видел. Фемину уводили, вот что. Да и меня это разозлило. Не то, чтобы меня Маня волновала, но по правилам надо было парня прогнать.

Я тоже подскочил к парню с предложением валить. Маня презрительно так: “Ты-то ещё куда, балерина!” Парень повёл рукой, мол, убирайся. Не знаю, что со мной случилось, мозги совсем отшибло, что ли. Только я пригнулся под эту руку, захватил её, завёл себе на плечо – и шарахнул парня об землю броском через плечо. Парень крепко врезался головой и плечом. Я сразу вскочил и встал в стойку, выставив руки перед собой.

В здравом уме ни за что, никогда не рискнул бы. Во мне было тогда шестьдесят пять килограмм, а в парне, наверно, не менее ста. Да и мышцы у него – и у меня. Нет. Нема дурных. Я же говорю, что мозги отшибло. Даже трясло всего.

Парень взвыл: “Я тебя!”- и протянул руку ко мне. Я ударил его носком туфли под колено, он слегка поджал ногу, а я ещё раз его броском через плечо. Разница в росте была большой, потому он опять сильно ударился. Только я на этот раз нажал предплечьем ему на горло, руку его положил на колено и нажал: “Дёрнешься – руку сломаю!” Какое там сломаю, такое бревно. Не знаю, насколько он поверил. Я откатился вперёд и вскочил. “Вали, - говорю, и сявок забери.”

Алька, в общем, боксёром был неплохим, занимался ещё в школе. И потому сразу пошёл в атаку, положив парней, назвавших его буксиром, несколькими ударами.

Конечно, мой противник мог меня просто порвать, не знаю, почему не сделал этого. Просто повернулся и пошёл. Побитые парни за ним.

Маня пошла в атаку: “Ты, ты! Кто ты такой? Кто тебя просил? Вон на городских надо было, а не здесь! Чего ты лезешь, когда тебя не просят? Есть в городе кто, под кого ты не лёг?” А меня всё трясло. В прения пускаться не собирался, Маня всё равно в мужских правилах не секёт. И потом, там, откуда она приехала, правила могут быть другими. Своё дело я сделал, ну и идите вы все, в гости к бениной маме.

Когда мы поднялись на берег, оказалось, что Светки нет, пропала, исчезла, смылась. Оказалось, она побежала за этим Васей, объяснять ему, что это два-три московских и ленинградских дурака, психи. А Маня нормальная девушка и ждёт его, Васю, завтра там-то во столько-то.

Утром у Мани на животе проявилось трафаретное предупреждение. Теперь же оно когда исчезнет! Что было! Она ворвалась к нам с вопросами: какая зараза это сделала? Какая сволочь хочет получить по морде? Она считала нас нормальными мужиками, а мы оказались последними скотами.

Юрка сказал что-то вроде: “Маня, если он придёт, то сразу на живот смотреть не будет. А если увидит и испугается, то грош ему цена. Так что не писай в тридцать три струи, а жди, придёт или нет.” Маня плюнула и ушла, пообещав оторвать голову, когда узнает, кто этот гад.

Вася, конечно, пришёл и началась у них с Маней всякая любовь с картинками.

Да, Вася Остапчик оказался чудесным парнем. Мы с ним дружили, пока нас жизнь не развела.

Героический Кузя

Ученья были отчётные, за весенне-летний период обучения. Мы с Дуйсенбаем обслуживали машину, а Кузя отошёл в кустики. Ну, надо. Проходит время, Кузя не возвращается. Как же его, однако, развезло. Через полчаса пошли поторопить.

Место, где Кузя сбыл, нашли сразу. Рядом натоптано, ветки поломаны. Кузи нету. Дуйсенбай заявляет, что Кузю похитили. “Пошёл бы ты, Дуся, - говорю, мужики из ЦРУ, да?” Он рассердился: “Сколько раз говорю, не зови меня Дусей.” Дело было старое, потому что Дуйсенбай - длинное имя и мы иногда пользовались “сокращённым” именем. Иногда он злился, иногда –нет. Дуйсенбай заявляет, что я слепой, как все горожане, а он охотник и всё видит. “Ну да, - говорю,- охотник из МГУ. Там у вас на кафедре – все такие охотники. За девками.” Его за эту страсть отчислили, и он пошёл служить. В общем, дело нужное, и то, и то.

Мы спорим, а тут появляется Кузя. Фингал на весь портрет, губы разбиты, хэбэ в хлам, в руках пистолет и планшет с картами. Начал рассказывать, как закончил свои дела под кустом, принялся застёгивать штаны, а на него набросили мешок и поволокли.

Не успел он это рассказать, поднялся переполох, орут “строиться!” Стоим мы, Кузя с разбитой мордой тут же. Выходит посредник и говорит, что на офицера соседней части совершено разбойное нападение, разбиты кости лица, украдено табельное оружие, карты с нанесённой обстановкой. Судя по погонам, это сержант вашей части, потому что других с такими погонами рядом нет. Если кто, мол, знает, кто совершил преступление, то…


Еще от автора Михаил Алексеевич Шервуд
Женечка, Женька и Евгеша

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Обреченный Икар. Красный Октябрь в семейной перспективе

В этой книге известный философ Михаил Рыклин рассказывает историю своей семьи, для которой Октябрьская революция явилась переломным и во многом определяющим событием. Двоюродный дед автора Николай Чаплин был лидером советской молодежи в 1924–1928 годах, когда переворот в России воспринимался как первый шаг к мировой революции. После краха этих упований Николай с братьями и их товарищи (Лазарь Шацкин, Бесо Ломинадзе, Александр Косарев), как и миллионы соотечественников, стали жертвами Большого террора – сталинских репрессий 1937–1938 годов.


Апостол свободы

Книга о национальном герое Болгарии В. Левском.


Алиби для великой певицы

Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.


Друг Толстого Мария Александровна Шмидт

Эту книгу посвящаю моему мужу, который так много помог мне в собирании материала для нее и в его обработке, и моим детям, которые столько раз с любовью переписывали ее. Книга эта много раз в минуты тоски, раздражения, уныния вливала в нас дух бодрости, любви, желания жить и работать, потому что она говорит о тех идеях, о тех людях, о тех местах, с которыми связано все лучшее в нас, все самое нам дорогое. Хочется выразить здесь и глубокую мою благодарность нашим друзьям - друзьям Льва Николаевича - за то, что они помогли мне в этой работе, предоставляя имевшиеся у них материалы, помогли своими воспоминаниями и указаниями.


На берегах утопий. Разговоры о театре

Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.


Давай притворимся, что этого не было

Перед вами необычайно смешные мемуары Дженни Лоусон, автора бестселлера «Безумно счастливые», которую называют одной из самых остроумных писательниц нашего поколения. В этой книге она признается в темных, неловких моментах своей жизни, с неприличной открытостью и юмором переживая их вновь, и показывает, что именно они заложили основы ее характера и сделали неповторимой. Писательское творчество Дженни Лоусон заставило миллионы людей по всему миру смеяться до слез и принесло писательнице немыслимое количество наград.