Байки - [14]

Шрифт
Интервал

Зина-Серёга

С ночёвкой я пролетел по полной: на месте Дома приезжих торчат леса, а ночевать где-то надо. Палатку свою “однорыльную” ставить не хочется, надо из села уходить. Не поймут. И потом, за эти годы я разложился: привык утречком побегать, потом в ванну. В степи (здесь говорят: в степу) ни душа, ни ванной. Темнело здесь всегда быстро. Ещё пять минут – и ночь. В стороне светилось окошко. Ага, МТС, дед Коскин там вечно до полуночи. Неужели жив ещё?

Подхожу. На двери та самая жестянка: “Медник Коскин”. Да нет, вся жестянка исписана, читаю: цыник

медник

коскин

паяю

лудю ведро

Я загоготал. Цыник, понимаешь ли. Это уже явно не дед писал. В двери появился парень лет двадцати с небольшим: “Чего ржёшь, здесь не конюшня!”-“А где дед Коскин?”-спросил я. Парень покачал головой, вздохнул: “Всё, отжил своё, преставился восемь лет как, теперь я тут.” – “А,- понял я,- так ты Витька, вон оно что.” Парень кивнул: “А ты кто, откуда меня знаешь?” – “Доктора сын, если помнишь.” - “Доктора помню, то есть, слышал, про тебя – нет.”- “Ну вот, а я тебя помню, ты всё у деда торчал. Понимаешь, Дом приезжих…”- “Ну да, ну да. Ладно, пошли поедим, да и спать, вставать рано.”

Витька начал работать здесь, как только дед умер. Его хотели сдать в детский дом, председатель заступился. Тот самый, ну да, Терентий Миронович (Терешка Хитрожопый, по- местному. Великого ума человек, по правде говоря.). Они с дедом воевали вместе, дед перед смертью просил его присмотреть за Витькой. Ну и вот. Приходили соседки, готовили и заодно заставляли мыть полы, стирать, гладить, в школу гоняли да уроками мучили. Как школу прикончил, ну её, председатель в армию погнал, чтоб “мужиком стал”, теперь учиться гонит, колхозу агроном нужен. А Витька, если учиться, на механика хочет. Вот сейчас приводит в норму сенокосилку само-ходную, семифутовку. Если она будет работать нормально, косить то есть, то Витька поедет на механика. То есть, через полторы недели надо ехать поступать. Если эта зараза заработает, то у Витьки шанс будет. Только вот с прицепщиком беда, потому что мужики в степу, их пацаны с ними, а Витьке сунули Зину-Серёгу. Не иначе, для смеху. А эта дура-баба ничего не понимает, да и силы у неё бабские. Чего ты смотришь, должен её знать. Зинка Смирнова, около вас жила. Она, как муж помер, повернулась и стала считать себя своим мужем Серёгой. Ну, лечили её, а потом выпустили. Врач говорил, у них это бывает, у женщин. Ну и вот. Ходит в мужицком, курит самосад, выражается матом, как её муж. Через каждые полслова.

Ни свет, ни заря, явилась Зина-Серёга. Меня узнала сразу: ты доктора, соседа, сын, а я Серёга Смирнов, ты вспомни. Я сказал, что помню, только вот отчества не знаю. Она рассмеялась: “Это у вас в городе, а у нас по-простому. Зови меня Серёгой, как все. Мы же мужики, без всяких там соплей, как у баб, мать- перемать-перемать. На, держи петуха.” - протянула узкую женскую ладошку.

Попили чайку, покурили и принялись за работу. Конечно, Зина-Серёга явно не слесарь-ремонтник, но старалась показать себя. Я сказал ей, что поскольку она мужик уже в возрасте, то я останусь Витькиным прицепщиком. Ну, помоложе и посильней. Мне очень хотелось позагорать в степи, как когда-то, поесть здешней зелени, какой нет больше нигде, подышать чистым степным воздухом. Зина-Серёга особо не возражала. Уселась рядом на пустой ящик и смалила самокрутки одну за одной, приправляя дымок матом.

Мы работали, пока не потемнело, а через два дня поехали косить. На стане нашлись старые знакомые, даже одноклассники. В степи я сразу разделся до трусов и Витька -по моему примеру. (Я это к тому, что здесь загорать не принято. Мужчины работают в рубахах навыпуск и в кепках или фуражках, женщины мажут лица самодельной мазью – “жировкой”, а на голову наворачивают косынку, так что только нос торчит.) Ещё через три дня мы с Витькой сильно загорели и сторож, которого все звали просто Дедом, начал к нам приставать. Чего это вы, пацаны, загоряете, здесь никто не загоряет, здесь не город. А ты, докторов, научился в городе и Витьку спортил. С него девки засмеются, как увидют белую ж…у и прочее белое. Как сметана, а вся тела, как у этого, у негра. И так далее.

Витьку это как-то задело почему-то, и он решил работать без трусов. Кругом степь, никто не увидит. Я тоже, из солидарности, снял трусы и мы до обеда проработали в таком виде.

Обед привозила Зина-Серёга на возилке (это такая местная степная телега), запряжённой двумя волами. Не сидеть же ей в селе, когда все в степи. Посуду мы вечером привозили на стан.

Подходило время обеда, Витька стал как-то вертеться на сиденьи, а потом остановил косилку и подошёл ко мне: “Ты трусы не потерял, случаем?” Оказалось, потерял. Как и Витька, я положил их на сиденье, чтобы не обжечь голый зад. Что теперь? Скоро приедет Зина-Серёга, а на нас из всей одежды только обувь. Как она отреагирует на голых парней? Лучше не рисковать. И поэтому, как только вдали показалась возилка, Витька заглушил движок и мы оба залезли под трактор, чтобы наши голые зады были скрыты под ним. Возможно, конечно, надо было прикрыть зады скошенной травой, так кто ж его знает, после всего-то…


Еще от автора Михаил Алексеевич Шервуд
Женечка, Женька и Евгеша

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Женский взгляд на кремлевскую жизнь

Книга основана на личных наблюдениях автора за окружением Бориса Ельцина и другими представителями российской политической элиты во время работы пресс-секретарем супруги президента РФ Наины Ельциной. В ней описываются нравы, царящие в Кремле, некоторые бытовые подробности из жизни российских политиков. Автор пробует разобраться в том, в чем похожи и чем отличаются Наина Ельцина и Раиса Горбачева, анализирует роль в российской политической жизни младшей дочери президента Татьяны Дьяченко.


Апостол свободы

Книга о национальном герое Болгарии В. Левском.


Алиби для великой певицы

Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.


Друг Толстого Мария Александровна Шмидт

Эту книгу посвящаю моему мужу, который так много помог мне в собирании материала для нее и в его обработке, и моим детям, которые столько раз с любовью переписывали ее. Книга эта много раз в минуты тоски, раздражения, уныния вливала в нас дух бодрости, любви, желания жить и работать, потому что она говорит о тех идеях, о тех людях, о тех местах, с которыми связано все лучшее в нас, все самое нам дорогое. Хочется выразить здесь и глубокую мою благодарность нашим друзьям - друзьям Льва Николаевича - за то, что они помогли мне в этой работе, предоставляя имевшиеся у них материалы, помогли своими воспоминаниями и указаниями.


На берегах утопий. Разговоры о театре

Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.


Давай притворимся, что этого не было

Перед вами необычайно смешные мемуары Дженни Лоусон, автора бестселлера «Безумно счастливые», которую называют одной из самых остроумных писательниц нашего поколения. В этой книге она признается в темных, неловких моментах своей жизни, с неприличной открытостью и юмором переживая их вновь, и показывает, что именно они заложили основы ее характера и сделали неповторимой. Писательское творчество Дженни Лоусон заставило миллионы людей по всему миру смеяться до слез и принесло писательнице немыслимое количество наград.