Байки офицерского кафе-2. Забавные истории из жизни спецназа ГРУ ГШ - [26]

— Это, тут папа просиль передать, — мямлил солдат.

— Что, опять взятка? — картинно возмущался Косинцев.

— Нэт, не взятка. Так, туда-сюда, покущать.

— Что здесь? — рявкал строго мой друг.

— Я не знаю, мама заворачиваль, — пугался солдат.

— Ну, ладно, — великодушно вздыхал Саня, забирая пакет, — матерей надо уважать.

Обычно при вскрытии пакета мы обнаруживали пару жареных кур, армянский лаваш, «зелень-ме-лень», «сыр-пендыр», бастурму и непременно пару бутылок классного армянского коньяка типа «Ахта-мар», «Двин» или «Наири». «Арарат» был в самом дешевом раскладе. Коньяк был действительно экстракласса. То, что сейчас лежит на полках наших магазинов и называется «армянским коньяком», на самом деле армянским коньяком не является. Даже близко не стоял.

Саня обычно вожделенно хлопал в ладоши и, потирая их, провозглашал:

— Вечер армянской кухни объявляю открытым!

Для встречи справа!

Лагодехи — маленький городок, расположенный в Восточной Грузии, точнее, в Кахетии. А еще точнее, в Алазанской долине. Когда едешь на автобусе из Тбилиси, на подъезде к конечному пункту все чаще встречаются такие греющие душу названия населенных пунктов, как Цинандали, Вазисубани, Гореджи, Гелати. Местечко находится в предгорий отрога Главного Кавказского хребта с мелодичным названием «Кавкасиони» и, по сути, расположено на склоне.

Над ним нависают горы, поросшие лесом, за ними видны заснеженные вершины. Красота, от которой захватывает дух. Воздух — хоть на хлеб намазывай. Кажется, жил бы здесь и жил. Но проходит месяца два-три и от первого впечатления не остается и следа. Все описанное выше становится рутинно привычным. Зато отсутствие элементарно приемлемых бытовых условий и доступного женского пола начинает давить на психику. После службы единственное развлечение — вино, а для более продвинутых любителей — чача. Но ведь просто пить скучно. Энергия молодого организма требует выхода. У меня и моего друга Сани Косинцева она вырывалась наружу в виде шалостей, проказ и откровенно хулиганских выходок.

Приняв на грудь литра по два домашнего Кахетинского, от которого повышается веселость, нам хотелось общения не только друг с другом. Но к часу ночи люди обычно спят. Поэтому мы устраивали «построение бригады», которое проходило под окнами командира, подполковника Фисюка. Встав на разных концах пятиэтажки, мы вытягивались в струнку, и потом, обычно я, как на построении бригады, подавал во весь голос команду: «Бригада-а! Равня-а-йсь! Смрна-а! Для встречи справа-а! На краул!».

Далее начиналось движение навстречу друг другу четким строевым шагом, с выносом ноги на уровень пояса. Каждый при этом губами выдувал «Встречный марш». Приблизившись к другу на определенные уставом «два-три шага», я начинал доклад:

— Товарищ генерал-лейтенант! Бригада для строевого смотра построена! Командир бригады подполковник Фисюк.

Далее Саня поворачивался и шел мимо воображаемого строя четким строевым шагом. Следом шел я, вбивая свои хромачи в асфальт двора. Остановившись, Шура поворачивался «к строю бригады», а на самом деле к окнам комбрига, и здоровался:

— Здравствуйте, товарищи разведчики!

В ответ, уже оба, мы горланили:

— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант!

— Поздравляю вас с началом итоговой проверки!

— Ур-ра! Ур-ра! Ур-ра!

И под это раскатистое «ура!» мы удалялись в нашу общагу допивать.

Утро начиналось включением гимна: «Кавалергарда век недолог!». После этого мы шли на зарядку с личным составом.

Ясный день, что утром на нас «мирные жители» смотрели «волком».

Особо доставалось соседям, семье замполита роты, Виктора Леуша. Слышимость была такой, будто и стен-то не было. Нередко Витя приходил к нам часов в двенадцать ночи и приносил пять рублей, с просьбой купить еще вина или чачи, но песен больше не исполнять. И Сашка, и я играли на гитаре и попеть дуэтом любили. Особенно классно получался романс: «Пара гнедых». Спьяну мы ассоциировали себя с это несчастной парой и выли самозабвенно, до слезы.

Если же Витька мужественно сносил наши винные сессии, мы стучали в стену и спрашивали: «Витя! Ты спишь?». И, не дождавшись ответа, орали: «Ну спи, Витя, спи!».

В общем «шалили весело и безобидно».

Самое интересное, что командир бригады все это мужественно переносил. Только года через полтора, когда мы исполнили под окнами комбрига песню из «Бременских музыкантов»: «Весь мир у нас в руках, мы — звезды континентов», и в конце, как положено по сценарию, жутко завизжали в час ночи, комбриг на построении изрек, по обыкновению скрестив руки в районе гениталий и дернув вверх плечами:

— Кхе! Кхм! Я понимаю, скучно. Но существуют же нормы социалистического общежития! Вот что, вы ночью вчера орали, товарищ Козлов?

После этого объявил мне трое суток ареста, с отбыванием на гарнизонной гауптвахте города Тбилиси. Думаю, что и эта выходка могла бы сойти с рук, если бы на наш коллективный крик комбриг не выглянул в окно. Офигев от безнаказанности, мы дружно помахали ему руками, а потом вдобавок хором крикнули его любимое выражение: «Ну, просто диву даешься!». После этого он долго не употреблял его. А однажды, видимо, когда терпение лопнуло, сказал: «А я в этой бригаде уже ничему диву не даюсь!».