Баварская советская республика - [12]

Между тем КПГ призвала 3 марта берлинских рабочих к всеобщей забастовке. Перед лицом революционного подъема и брожения в массах, накопивших огромную ненависть к социал-демократическому предательству и террору, Берлинский совет под давлением масс вынужден был принять решение о забастовке. 4 марта забастовало большинство берлинских предприятий. Требованиями бастующих рабочих Берлина были: признание советов, освобождение политзаключенных, арест политических убийц рабочих, вооружение рабочих, роспуск добровольческих белогвардейских отрядов и установление немедленной связи с Советской Россией. Образованное стачечное руководство включало в себя социал-демократов большинства и независимых. Коммунисты отказались войти в социал-демократическое стачечное руководство и образовали самостоятельное коммунистическое руководство стачкой.

Правительство решило использовать стачку в Берлине для нового разгрома революционного пролетариата. Оно организовало провокационные уличные беспорядки в Берлине и {36} воспользовалось ими для того, чтобы объявить Берлин на осадном положении и ввести добровольческие белогвардейские части генерала Лютвица. Вместе с тем оно через делегацию социал-демократического стачечного руководства, приехавшую в Веймар для переговоров, сообщило о своем намерении “включить советы в конституцию и в самый короткий срок издать закон о социализации”. Ухватившись за это лицемерное обещание, социал-демократы большинства немедленно выходят из стачечного руководства. Независимые, оставшись одни, предложили было коммунистам объединиться, но раньше чем коммунисты дали согласие на объединение двух руководящих центров стачки, независимые решили прекратить забастовку. 8 марта совет постановил стачку окончить.

Но Носке нужно было во что бы то ни стало разгромить окончательно берлинских рабочих и их авангард – спартаковцев. Добровольцы Лютвица начали разоружение “ненадежных” частей республиканской охраны. Квартал Лихтенберг, куда укрылись остатки революционных солдат и рабочих, был подвергнут двухдневной бомбардировке силами артиллерии, самолетов и минометов. Бомбардировка густонаселенного рабочего квартала сопровождалась страшными разрушениями и жертвами. Контрреволюция развила неслыханную кампанию клеветы на спартаковцев, фабрикуя фальшивые слухи o “спартаковском терроре” для оправдания организации чудовищной белогвардейской бойни. Расстрелы на месте “при попытке к бегству”, убийства в тюрьмах превзошли ужасы январского террора. Даже Носке исчислял количество жертв мартовской бойни в 1200 человек.

Социал-демократические вожди повторили январское преступление в отношении вождей компартии. Лео Иогихес-Тышко, соратник Люксембург и один из основоположников “Спартака”, был убит в тюрьме, куда его бросили в мартовские дни социал-демократические вожди.

Полоса боев, начавшихся еще в январе, показала значительный революционный рост рабочих масс. Революционизирование широких слоев рабочего класса, втягивавшихся в борьбу против контрреволюционного фронта буржуазии, юнкерства и социал-демократии, выявляла себя как в размерах борьбы, охватившей индустриальные центры страны и самые различные группы пролетариата, так и в направлении ее {37} развития. От экономических стачек до политической всеобщей забастовки, от требований повышения заработной платы до борьбы за советы и социализацию – такова тенденция пролетарских боев этого периода, развивавшихся в сторону вооруженной борьбы. Слабость коммунистов, не сумевших обеспечить руководство революционной борьбой и изолировать рабочий класс от влияния социал-демократов большинства и независимых, предательство и измена последних, все это позволило и на этот раз социал-демократии в союзе с открытой белогвардейщиной справиться с революционным подъемом комбинированными методами насилия и словесных уступок, террора и обмана рабочего класса.

Руководство коммунистической партии Германии допустило в мартовской полосе боев ошибки, вызванные главным образом оппортунистической линией П. Леви, выдвинувшегося на короткий период после смерти Либкнехта и Люксембург на положение руководителя партии. Леви вел линию, которая под флагом необходимой борьбы с “левыми” заскоками и недооценкой проблемы завоеваний партией большинства в массах пролетариата сковывала действенность партии, обрекала ее на пассивность в разгаре революционных боев. “Пока пролетариат как класс не выявит еще воли овладеть диктатурой, мы будем видеть путчи в попытках отдельных впереди идущих центров захватить власть в свои руки”, – писала “Роте Фане” в феврале 1919 г. “Время работает на нас”… “Мы можем ждать” – таковы были лейтмотивы “антипутчистской” линии Леви.

Ленин по этому поводу писал: “В Германии идет могучая волна стихийного стачечного движения… Говорить о “вспышкопускательстве” перед лицом такого движения значит быть безнадежным пошляком и лакеем филистерских предрассудков”. Ленин указывал, что таких революций, “когда массы поднялись сразу и вполне организованно”, не бывает. “Стихийные взрывы при нарастании революции неизбежны. Коммунисты не потворствуют стихийности, не стоят за разрозненные вспышки. Но филистеры не способны понять, что коммунисты считают своим долгом… быть с борющимися массами угнетенных…”