Батя, Батюшко и Бэмби - [103]

Ольга не принимала спонтанных и необдуманных решений — это Денис уже понимал. И ему это качество в ней импонировало. А убеждать осторожную Бэмби он умеет.

— Да. У меня есть хороший знакомый волейбольный тренер. Волейбол — это не футбол, конечно. Зато руку проработает. А потом — вдруг ему понравится? Давай попробуем.

Оля встала, прошла до двери, потом к холодильнику, далее к раковине. До окна не дошла — это место забронировано за Денисом. Вытащила из-под стола еще одну табуретку и села рядом.

— Если у тебя получится, я буду очень рада, — а потом пристроила голову ему на плечо. — И благодарна.

А вот к этой ее постоянной благодарности — за все, включая купленный по дороге хлеб и выученный с Никитой стих, — Денис привыкать не хотел. Надеялся и верил, что со временем привыкнет она. А сейчас обнял и ровно произнес:

— Так, один Зеленский согласился, осталось опросить второго.

Разговор состоялся, они друг друга услышали и поняли, но, обняв Олю, Дэн почувствовал, как она напряжена. И щека беспокойная на его плече. Желание взять и пощупать пульс унял. Но подобрался внутренне.

— Денис, мне надо с тобой поговорить.

Тихий и серьезный голос полностью оправдал его ожидания. И поднятая с плеча голова, и взгляд в глаза — тоже серьезный. И еще — виноватый? Так, что у нас успело случиться? И не испить ли нам еще… чаю?

— Говори, я пока чайник поставлю. Будешь?

— Буду.

То, что она собирается с духом, Денис чувствовал даже спиной. Да что же там? Не томи.

— Появился отец Никиты и требует встречи с сыном.

Ощущение, что макнули головой в сугроб. В ведро с ледяной водой. Или что накрыло водой с головой, всего. И привычная среда жизни вдруг исчезает, и как дышать — непонятно. И темно.

Отец?

Сын?

А как же…

— А где он был до этого? — Денис медленно и аккуратно опустился на табурет. Во избежание. — Он раньше встречался с Никитой? Он знал?

Вопросы — сто, тысячи, миллион — вспыхивали в голове, но Дэн заставил себя стиснуть зубы. Сначала надо выслушать Олю.

— Он никогда его не видел и где раньше был — я не знаю. Мы… в общем, я его с беременности не видела, — Оля старательно разглаживала на бедрах серые трикотажные штаны. — А тут… появился.

Нет, сидеть невозможно. Встал и повторил Олин моцион, завершив его у окна. И все-таки — спиной. К ней. Лицом к чужим окнам. А лица уже не чувствует. И нехорошее предчувствие, что оно перекошено, подтверждается отражением в темном стекле.

— И что ты планируешь делать? — хорошо спросил, спокойно. А внутри кто-то громко, истерично, безобразно вопил.

Он заберет его.

Он заберет твоего мальчика.

Он отнимет у тебя твоего сына.

Сына, которого у тебя быть не может.

Сына, на которого ты не имеешь никакого права.

Скрипнул отодвинутый табурет.

— Если говорить об эмоциях и собственных желаниях, я не хочу. Он нам никто, чужой. Но когда начинаю думать… Я сама много лет не видела отца, потому что этого не допускала мать. И я помню, как страдала. А вот сейчас, получается, делаю то же самое — отказываю во встрече, намеренно лишая Никиту… Вот так…

Денис почувствовал, как шеи коснулось ее дыхание, когда за спиной Ольга закончила свой сбивчивый монолог.

В окне отражался он один, стоящую сзади Олю закрывала штора. Один.

— Нельзя лишать ребенка отца. Ты все правильно говоришь, — и, резко отвернувшись от окна, демонстративно бодро добавил: — Мало ли какие могли быть у него обстоятельства.

— Не было у него никаких обстоятельств, — отчеканила Ольга. Тем самым голосом, каким говорила с ним в его кабинете, в самый первый раз. — Просто испугался и сбежал.

А потом обняла и прижалась.

— Ты обещал чай.

Теперь в окне они отражались оба.

Позже, уже в кровати, когда перед сном Оля привычно потерлась носом о его плечо и поцеловала в щеку, после она шепнула ему на ухо:

— Я очень люблю тебя.

Денис ждал этих слов. Ждал, когда робкая Бэмби решится произнести вслух то, о чем говорили ее жесты, движения, глаза. И вот дождался. Именно сейчас, сегодня они прозвучали утешительно, с легкой горчинкой. Но сути слов это не меняло, а к привкусу горечи доктор Батюшко давно привык. Денис обнял свою женщину.

— И я очень люблю… — и добавил совсем тихо, скорее себе, чем ей: — …вас.

* * *

Антон сидел за столиком кафе и смотрел на Славу. И думал о том, что сегодня обязательно ее поцелует — эту замечательную, солнечную смешливую девочку.

— Мне Изольда Васильевна рассказала новость. Твои стихи включили в сборник, который выйдет весной. Правда, показывать то, что напечатают, она отказалась. Сюрприз будет, — и подражая голосу старой актрисы, проговорила: — Деточка, в жизни обязательно должна быть интрига, иначе неинтересно.

Антон почувствовал, что начинает краснеть. То ли от смущения, то ли от удовольствия. Наверное, и от того, и от другого одновременно. Чтобы придать себе невозмутимый вид, он сделал глоток кофе.

Но в горле все равно почему-то першило, поэтому ответ прозвучал немного сипло:

— Я надеюсь, сюрприз тебе понравится.

Славочка улыбнулась, а Антон вконец стушевался. Сначала, когда ему предложили напечатать стихи в поэтическом приложении к альманаху, был восторг. Восторг такой, что хотелось прыгнуть до потолка и завопить. Весь последующий день Антон проходил с глупой улыбкой, даже выдержанный Денис Валентинович не стерпел и поинтересовался, все ли нормально.